— Вы не понимаете, ваша честь.
Его честь покачал головой.
— Боюсь, я все понимаю. Вы поставили себя над законом. Вы сознательно попрали закон и должны ответить за это. Наши медицинские статуты принесли слишком большое благо, чтобы ставить под вопрос их соблюдение. Ни одному гражданину не может быть позволено создать такой опасный прецедент. В борьбе за здоровье населения поддержку должен оказывать каждый из нас, и я не могу попустительствовать…
Ослепительный свет померк, и он снова провалился в сумрак.
Он лежал на спине и смотрел вверх, во тьму, и, хотя он ощущал под собой кровать, на которой лежал, у него было такое чувство, будто он висит в каком-то сумеречном промежутке без конца и начала, в промежутке, который был ничем и вел в никуда и который сам по себе был конечной точкой любой жизни.
Откуда-то из глубины самого себя он снова услышал бесстрастный неумолимый голос, почему-то отдающий металлом:
«Вы когда-либо принимали участие в программе по совершенствованию тела?»
«Когда вы в последний раз чистили зубы?»
«Как часто, по вашей оценке, вы принимаете ванну?»
«Случалось ли вам когда-либо выражать сомнение в том, что спорт закаляет характер?»
Белое лицо выплыло из темноты и снова повисло над ним. Лицо было старое, он увидел это — женское и доброе.
Чья-то рука скользнула под его затылок и приподняла голову.
— Вот, — сказало белое лицо, — выпейте это.
К его губам поднесли ложку.
— Это суп, — продолжала женщина. — Горячий. Он придаст вам сил.
Он раскрыл рот, и ложка проникла внутрь. Суп был горячим и бодрящим.
Ложку вытащили.
— Где… — начал он.
— Где вы находитесь?
— Да, — прошептал он, — где я? Мне нужно знать.
— Это Промежуток, — ответило белое лицо.
Теперь у этого слова было значение.
Теперь он мог вспомнить, что такое Промежуток.
Но он не мог оставаться в Промежутке.
У него в голове не укладывалось, как кто-то может думать, будто он останется в Промежутке.
Он отчаянно замотал головой по тощей жесткой подушке.
Если бы только у него было побольше сил. Совсем недавно их было много. Он был старый, жилистый и очень сильный. У него хватало сил почти на все.
Но бездеятельный, сказали тогда в Ивовой Излучине.
Теперь у него появилось еще и это название. Он был рад, что оно вернулось, и ухватился за него.
— Ивовая Излучина, — сказал он в темноту.
— Эй, старина, вам плохо?
Он не видел говорившего, но не испугался. Чего ему было бояться? У него было его имя, и Ивовая Излучина, и Промежуток, а совсем скоро к нему вернется и все остальное — и тогда он снова станет здоровым и сильным.
— Мне хорошо, — сказал он.
— Китти покормила вас супом. Хотите еще?
— Нет. Все, чего я хочу — выбраться отсюда.
— Вы были серьезно больны. Температура поднималась почти до тридцати девяти.
— Я не болен. Жара нет.
— Сейчас нет, а когда вы попали к нам…
— Откуда вам знать, какая у меня температура? Вы не медик. Я по голосу слышу, что никакой вы не медик. В Промежутке нет медиков.
— Нет, — согласился невидимый голос. — Но я врач.
— Вы лжете, — возразил Альден. — Не бывает людей-докторов. У нас вообще больше нет докторов. Остались только медики.
— Кое-кто из нас еще ведет исследования.
— Промежуток не место для исследований.
— Временами, — сказал голос, — от исследований очень устаешь. Они слишком безликие и бесплодные.
Альден ничего не ответил. Он осторожно провел рукой по одеялу, которым его укрыли. Оно было жесткое и колючее на ощупь и казалось довольно тяжелым.
Он попытался разложить по полочкам то, что ему только что сообщили.
— Здесь нет никого, — сказал он, — кроме нарушителей. Что вы нарушили? Забыли подстричь ногти на ногах? Или недосыпали?
— Я не нарушитель.
— Тогда, наверно, доброволец.
— И не доброволец. Сюда просто так не попасть. Никто не пустит. В этом и смысл Промежутка, в этом-то вся и шутка. Ты игнорируешь медиков, за это медики игнорируют тебя. Тебя отправляют в такое место, где вообще нет медиков, чтобы ты попробовал, каково это.
— Значит, вы пробрались сюда тайком?
— Можно и так сказать.
— Да вы спятили, — заявил Альден Стрит.
Ибо Промежуток был не из тех мест, куда пробирались незаконно. Любой мало-мальски здравомыслящий человек делал все возможное, чтобы туда не попасть. Он чистил зубы, принимал ванну, пользовался одним из нескольких одобренных видов ополаскивателей для рта, регулярно проходил обследования, непременно делал зарядку, соблюдал диету и во весь дух мчался в ближайшую клинику при первых же признаках недомогания. Впрочем, недомогание вовсе не было обычным делом. При столь пристальном наблюдении и том образе жизни, который тебя заставляли вести, недомогание стало чем-то из ряда вон выходящим.
В его мозгу снова зазвенел ровный металлический голос: полный отвращения, возмущенный, осуждающий голос чиновника медицинского дисциплинарного корпуса.
«Альден Стрит, — произнес он, — вы просто опустившийся грязнуля!»
И это, разумеется, был самый ужасный эпитет из всех возможных. Вряд ли можно заклеймить его хуже. Его назвали предателем красоты и здоровья собственного тела.
— Что это за место? — спросил он. — Больница?
— Нет, — ответил доктор. — Здесь нет больниц. Здесь вообще ничего нет. Только я, да то немногое, что я знаю, да еще травы и прочие природные средства, которые есть в моем распоряжении.
— А этот Промежуток… Что это за Промежуток?
— Болото, — ответил доктор. — Гнусное место, можете мне поверить.
— Смертный приговор?
— Это равносильно ему.
— Я не могу умереть, — сказал Альден.
— Все умирают, — возвестил спокойный голос. — Рано или поздно.
— Не сейчас.
— Нет, не сейчас. Через несколько часов вы будете здоровы.
— Что со мной произошло?
— Вы подхватили какую-то лихорадку.
— Вы так и не сказали, как она называется.
— Послушайте, откуда мне знать? Я же не…
— Я знаю, что вы не медик. Люди не могут заниматься медициной — ни терапией, ни хирургией, вообще ничем, что имеет отношение к человеческому телу. Но люди могут проводить медицинские исследования, потому что для этого требуются интуиция и воображение.
— Вы много об этом думали, — заметал доктор.
— Так, немножко, — ответил Альден. — А кто не думал?
— Возможно, таких больше, чем вам кажется. Но вы злитесь. Вы ожесточились.
— А кто бы не ожесточился? Если хорошенько подумать.
