Руки душителя сжимались всё сильней, и в какой-то момент свет окончательно померк. В живом сознании ещё продолжали клокотать ярость и гнев, снедаемые бессилием, сердце бешено стучало, но вместо света, который хотя бы редкими прощальными вспышками мог бы проливаться из распахнутых глаз в затухающий от удушья мозг, всё пространство сверху начинала заполнять чёрная пелена.
Затем что-то тихо просвистело в воздухе, раздался короткий глухой удар, и спустя несколько мгновений вражеские пальцы, впившиеся в горло, задрожали и начали слабеть. Ещё через миг они необыкновенно легко и даже нежно соскользнули с шеи, следуя за отдаляющимся туловищем высокого и крепко сложенного человека в берцовых шнурованных ботинках и дорогой выделки чёрной кожаной куртке, одетой поверх майки необыкновенно яркого цвета. Тело неизвестного противника, отдалившись, вначале приподнялось над местом схватки -- но затем, не сумев удержаться на ногах, судорожно втягивая голову в плечи, рухнуло замертво на тёплую весеннюю траву.
Чёрная пелена, ещё мгновение назад грозившаяся затмить белый свет, легко и быстро взмыла вверх, приняв очертание широкоплечего человека в колхозной телогрейке и картузе:
-- Вставайте, товарищ младший лейтенант! Еле успел прикончить гада!
Только теперь, услышав знакомую речь и жадно заглатывая пьянящий воздух избавленья, младший лейтенант госбезопасности Гурилёв окончательно понял, что он -- живой. Пережитое потрясение вдохнуло силы в ещё совсем недавно обездвиженное и ватное тело. Не без усилий, цепляясь за ствол молодой берёзы, он смог подняться на ноги и отереть с лица свежую, не успевшую запечься кровь.
-- Спасибо, Петрович! Чем это ты его?
-- Как чем? Лопаточкой, ясное дело. Ради тебя не пожалел бы патрона, да вот стрелялку не найду...
С этим словами человек в телогрейке резко пнул мертвеца носком сапога. Зарубленный в пылу борьбы тип начал окоченевать на удивление быстро. Он лежал, уткнувшись в траву лицом, и на его темени был виден глубокий диагональный след от удара сапёрной лопаткой, заливаемый стынущей тёмной кровью.
-- Немец?
-- Да нет, на немца не похож. Может -- полицай. А может -- диверсант. Сейчас выясним.
С этими словами Петрович, присев на корточки, стал обыскивать карманы убитого. Однако документов ни в кожаной куртке, ни в штанах не оказалось, удалось лишь извлечь два ключа с замысловатым профилем, прикрепленные к брелку в виде обнаженной женщины фиолетового цвета с неприлично расставленными ногами. Также был обнаружен странного вида заграничный карманный фонарик, светивший неярким голубым светом.
Убитый определённо не был немцем. Широкое скуластое лицо с приплюснутым толстым носом и золотой нательный крест православного канона, нанизанный на внушительных размеров золотую цепь, определённо выдавали в нём соотечественника. Или диверсанта, завербованного из украинских националистов, с которыми с осени сорок первого приходилось сталкиваться необыкновенно часто. Но что в таком случае забыл фашистский диверсант в самом что ни на есть фашистском тылу?
Грузное тело несостоявшегося душителя столкнули в неглубокую канаву поблизости и забросали ветками и сухой листвой. Если здесь имелась хотя бы какая-то ясность -- например, в том, что этот тип отдал концы, а его карманы пусты, -- то по остальным моментам, наполнявшим суть столь беспокойно начавшегося весеннего утра, ясности, к сожалению, не было никакой.
Во-первых, было непонятно, что случилось накануне с двумя кадровыми разведчиками, направленными на спецзадание и после утомительного двухдневного перехода через болота решившими заночевать на первом сухом участке. Отчего они проснулись не в пять часов, с первыми лучами, а лишь поздним утром, когда солнце уже вовсю поднялось над верхушками деревьев? Куда подевалось оружие -- практически новый, пахнущий заводской смазкой автомат ППШ и трофейный тридцать восьмой шмайсер? Куда пропал надёжнейший вальтер, находившийся во внутреннем кармане телогрейки Гурилёва? Где холщовая альпинистская сумка, в которой были консервы, карта, а также лежал запечатанный почтовым сургучом спецконверт? И отчего от гражданской одежды, которая была на бойцах, исходит странный и ранее не замечавшийся за ней спёртый запах плесени и глубокого тлена, как если бы она не одну неделю пролежала, запертая в сундуке, на полу мокрого и душного блиндажа?
Отойдя шагов пятьдесят от места пробуждения и не менее странного поединка, едва не закончившегося гибелью одного из них, товарищи какое-то молча приводили себя в порядок -- отрясали верхнюю одежду от листвы и хвои, обнаруживая и извлекая хвойные иглы и тонкие сухие ветки из складок и карманов. Водой из небольшой лесной лужицы Гурилёв промыл рассечённую губу и даже умудрился, используя её поверхность в качестве зеркала, расправить и причесать растрепанные и слипшиеся от грязи волосы.
-- На мине, что ли, вчера контузило? -- первым прервал затянувшееся молчание сержант, расположившись на пригорке и привычно запустив руку в карман за коробкой папирос. Однако карман был пуст, в остальных карманах также не было ни спичек, ни аккуратно сложенного листа из ученической тетради, на котором особыми знаками было обозначено место оставленного некоторое время назад схрона с рацией и запасом консервов. -- Тогда кто ж это нас так бережно разоружил?
-- Пока не знаю, Петрович. На мине или нет, но контузило нас с тобой определённо. Кто-то из местных подглядел и забрал оружие...
Здесь младший лейтенант на миг замолчал, и было заметно, как по его лицу пробежала гримаса глубокой и искренней обиды.
-- Потом -- он продолжил, -- отчего-то заявился этот полицай и бросился меня душить. Но тогда странно, почему он пришёл с пустыми руками, даже ножа не прихватил... По всему выходит, что полицай наткнулся на меня случайно, иначе бы стал ждать, пока ты лопатку расчехлишь.
-- Рад стараться. Лопата, как известно, последний и самый серьёзный аргумент бойца. С ней красноармеец непобедим.
-- Не радуйся, с них станется...
-- С кого -- с них?
-- С наших здешних советских граждан. У меня такое чувство, что во всех деревнях остались только одни полицаи. Неужели остальных поубивали?
-- Кого поубивали, кто к партизанам ушёл... Так должно быть, наверное?
-- В штабе говорили, что в месте проведения нашего спецзадания сейчас нет партизанских соединений. Так что давай, Петрович, исходить из худших предположений. Если хочешь знать моё мнение -- из гражданских я готов доверять в этих местах здесь только бабам, детворе да тем из наших, кто из окружения выходит...
-- Не возражаю, товарищ младший лейтенант. А вы про хиви слышали?
-- Про каких хиви?
