Затем она свернула с магистрали и углубилась в сеть улиц и улочек, до которых так и не докатилась еще волна реконструкции. Одно- и двухэтажные домики прятались в обширных садах, ожидая своего часа. Плоские кровли чередовались с острыми - плодом недавнего увлечения стариной; окна - то круглые, то стрельчатые, то просто квадратные - сменялись прозрачными стенами. Все архитектурные моды последних столетий демонстрировались здесь, как на выставке. Когда-то это развлекало Киру; Александр уверял даже, что многие ее проекты были навеяны этой мешаниной стилей. На самом же деле Кира, привыкнув, перестала замечать окружающее, и сейчас воспринимала многое с таким острым удивлением, словно оказалась здесь впервые.
Каблуки глухо ударяли о тротуар, а раньше они звенели четко. Но Кира не могла теперь идти так, как ходила, когда он был рядом. Лишь на миг она представила, что Александр опять вышагивает на расстоянии ладони; боль оказалась даже более сильной, чем можно было ожидать, и горькой на вкус. Наверное, так горьки бывают те яды, от которых ни люди, ни сама природа не изобрели противоядия, что не мешало людям подчас принимать их.
Мысль о ядах оказалась неожиданно уместной, потому что понятие о смерти всегда соседствует с ней. Александр никогда больше не пойдет рядом. Как если бы он умер. Кроме безысходности, в этой мысли оказалась и неожиданная прочность; в следующий миг прочность стала призрачной. Умер - значит, умер. Но Александр жив, и память о нем - не воспоминания о покойном. Кто-то сейчас слышит - и будет слышать - его смех, смотрит - и будет смотреть - в его глаза. Нет, все куда сложнее...
Эти мысли помешали ей как следует приготовиться к встрече с домом, который неслышно подкрался и вдруг встал на пути. Кира остановилась бессознательно и еще несколько секунд пыталась понять, что же задержало ее; поняв, она даже не улыбнулась собственной рассеянности. Здесь они жили: Александр любил уединение. Дикий виноград нависал над окнами, подобно зреющей лавине, острая крыша казалась носом изготовившегося к прыжку корабля. Отныне Кира ненавидела корабли, поэтому дом показался ей враждебным и она остановилась у калитки, не в силах отворить ее.
Стоя на тротуаре и переминаясь с ноги на ногу, она внезапно ощутила свою беззащитность перед будущим. В доме затаилось Одиночество, с которым ей отныне придется дружить. Ей захотелось оттянуть встречу. Она глубоко вздохнула; запах цветов из садика донесся до нее и напомнил другие цветы, на площади. Именно там - сейчас она словно заново услышала и слова, и интонацию - именно там ей сказали о предстоящем одиночестве. Надо было прожить еще много лет, и прожить их одной. Раньше ей было некогда задумываться о том, что все, бывшее в жизни и казавшееся лишь началом, на самом деле шло к концу - и кончилось. Она была теперь Жена Героя - живого Героя, но вечно отсутствующего; такой ей и предстояло остаться, чего бы это ни стоило. Иначе... Почему это всем кажется, что самые тяжелые испытания придутся на долю улетевших? А что станет с оставшимися - кто подумал об этом? Совершать подвиги легче, чем ждать, когда ждать нечего. Можно только укрыться...
Она покачала головой и медленным движением затворила уже открывшуюся калитку.
В этом доме ей не укрыться. Здесь поджидают ее Одиночество и Память. Она будет лишь Хранительницей Памяти. Но, может быть, укрываться и не надо? Может быть, начать все сначала? Многое забыть, многое вспомнить заново. Уйти отсюда. Бросить все - кроме разве материалов проекта и еще нескольких мелочей, которые все уместятся в эту сумку. И пусть Одиночество щелкает зубами: ему не под силу окажется укусить ее!
Она решительно тряхнула головой и пошла к дому. Поставила ногу на ступеньку крыльца. И опять остановилась. Да, все так, и кто-то будет смотреть Александру в глаза. Но зайти домой даже только для того, чтобы собраться, было страшно. Она боялась, что ее решимость останется снаружи, за дверью.
Она сжала губы, досадуя сама на себя. И услышала шаги. Кто-то торопливо шел, приближаясь; кусты мешали ей разглядеть, кто, но шаги были мужскими. Внезапно Кира поняла: надо войти в дом не одной, а с кем-то. Она попросит прохожего побыть с ней четверть часа. Выпить чашку кофе. Сама она за эти минуты спокойно соберется, попрощается с одиночеством. И, поблагодарив незнакомца, выйдет вместе с ним, даже не оглядываясь.
План ей понравился, и она поспешила к калитке. Шаги прозвучали рядом. Она встретилась глазами с прохожим. И растерянно улыбнулась:
- Ты?
Он сказал:
- Ты не ожидала, не правда ли?
Она ответила:
- Да.
- Плохо, - сказал он, - быть чужим на празднике, правда? Я еще тогда говорил тебе, что так будет. Ты не поверила. Но я все равно пришел. Может быть, я понадоблюсь. Тебе будет тоскливо. Я очень долго ждал.
- Разве? - спросила она. - Ты приходил не так уж редко.
- Приходил к Александру. Как-никак, мы занимались одним и тем же.
- Да, - сказала Кира. - Но он улетел.
- А я остался. Знаешь, почему? Потому, что осталась ты. Я ведь тоже мог бы улететь. Я не хуже его. Но он оставил тебя. А я не мог. Пригласи меня в дом.
Сама не зная почему, Кира послушно сказала:
- Входи.
Как бы компенсируя уступку, она толкнула дверь сердито. Смешно! И страшно глупо. Но он поможет собраться. И прийти в себя. А потом уйдет. И она больше никогда его не увидит.
4. СУМЕРКИ. ДОМА
- Подожди здесь, - сказала она. - Там, кажется, беспорядок.
Гость остановился в прихожей. Он положил руку на плечо Киры, ничем не прикрытое: лето стояло жаркое. Рука показалась горячей. Кира осторожно сняла его ладонь, как сняла бы шаль. Затем вошла в комнату и затворила за собой дверь.
Было полутемно. Голубая пелена затягивала окна; так это осталось с утра. Кира нашарила кнопку. Посветлело, лишь в углу сохранилась словно бы дымка; возможно, именно здесь начиналось бесконечное пространство, в котором сейчас несся Александр, с каждой секундой удаляясь от Киры на все большее число километров. Все предметы стояли на своих местах. Никакого беспорядка. Жаль, что мебель на месте: ей следовало разбрестись, перемешаться, опрокинуться вверх ногами - создать другую, непривычную обстановку и дать Кире возможность заняться делом. Тогда она, может быть, забыла бы и невнятный страх, и человека, который ждет в прихожей. Можно, кстати, пригласить его. Нет, еще минутку помедлить. Пусть подождет...
Кира медленно обошла комнату. Взяла с полки легкий темно-серый камень. Его в самом начале их знакомства привез с Луны Александр. Вспомнив об этом, Кира с досадой положила камень на место. Сделала несколько шагов осторожно, словно пол грозил провалиться при каждом из них... Кто упрекнет ее и в чем? Кто вправе решать за нее, как прожить ей остальную, немалую часть жизни? Одиночество не страшно, если оно не навязано тебе извне людьми, обстоятельствами. Все то, что навязано, вызывает желание бороться и отрицать... Она подошла к двери в спальню. Дверь была приотворена, за ней царил беспорядок, разбросанная постель (автоматика был-а выключена) еще хранила, казалось, тепло тел: ее и Александра. Кира плотно прикрыла дверь, резко повернулась и направилась в его кабинет.
