Жужжание в вышине сменилось тихим шипением, и заросли перед Таей полыхнули огнем. Едва не упав, девушка метнулась в сторону, очередная вспышка опалила ей волосы и обожгла руку. Странно, но в эти секунды Тая даже не почувствовала боли — боль пришла позже, когда она прыгнула в небольшую лесную речушку и затаилась под нависшими кустами рогарии.
Бог — если это действительно был он, все еще пытался ее найти. Его летающий трон испускал ослепительно яркий луч, и луч этот скользил по зарослям, пытаясь отыскать ее. Таю. Иногда с неба вновь доносилось шипение, и джунгли накрывал очередной огненный вал, в такие секунды Тая против воли погружалась в воду с головой. Наконец гнев Бога иссяк, и его летающий трон скрылся за скалой. Тая не стала испытывать судьбу, выбралась из реки и, тихонько постанывая от боли в обожженной руке, бросилась прочь от этого проклятого места.
Приближался рассвет, но Кир так и не сомкнул глаз в эту ночь. Да и как было спать, зная, что эта ночь — последняя в твоей жизни? Ему не хотелось умирать, но что он мог сделать? Небо стало медленно светлеть, темнота сменилась предрассветными сумерками как-то незаметно — и Кир неожиданно остро ощутил, что и рассвет этот для него последний. Прижавшись к узкому окошку, он жадно всматривался в быстро светлеющие сумерки — и с ужасом ждал момента, когда звякнет засов и отворится дверь его темницы. Кира бил озноб — ему было невыносимо стыдно своего страха, но сладить с ним он не мог. За свою короткую жизнь ему не раз приходилось видеть, как подвешенное на цепях Колесо вместе с плачущей жертвой опускалось в Священный Колодец. И как его, раскаленное от смертельного жара Священного Огня, вскоре подымали ввысь — увы, еще никто не вернулся обратно, никого еще боги не отвергли — всякий раз Колесо возвращалось пустым. В ушах Кира до сих пор стоял дикий крик последней жертвы, старой женщины, уличенной членами Совета в колдовстве, — и он боялся.
Время шло невыносимо быстро, и то, что должно было произойти, все-таки свершилось. Послышались голоса людей и звон ключа, дверь отворилась, в темницу вошли воины в ритуальных одеждах и Великий Боа, облаченный в свою любимую церемониальную мантию.
— Итак, дорогой Кир, тебе пора приготовиться к путешествию. Надень вот это. — Боа слегка повел рукой, и один из воинов протянул Киру самую ужасную в мире одежду — костюм Приговоренного. Окрашенная в багряный цвет, расшитая блестящими косточками кортарии, эта одежда привела Кира в смертельный ужас, но ему все же хватило мужества взять ее и не торопясь одеться — возможно, спокойствие это было вызвано тем, что Кир был на грани обморока.
Его вывели из темницы и под усиленной охраной вооруженных копьями воинов повели к месту церемонии. Где-то далеко ритмично били барабаны, и Кир знал где — около Священного Колодца. Все жители уже наверняка были там, им раздавали праздничное угощение и хмельной напиток, все были веселы и довольны — по своему прежнему опыту Кир знал, что это именно так. С ужасом он вспоминал о том, как и сам когда-то веселился, как плясал в ритуальных танцах, ел жареное мясо, пил веселящий сок аугавы. И вот он снова идет на этот праздник — но уже по ту сторону.
«Господи, ну неужели Ты не видишь, что я не вино» вен? — думал Кир, не глядя по сторонам и шагая совершенно автоматически. — Неужели Ты допустишь это — ведь я сказал правду!»
К Священному Колодцу его вели около часа. Бой барабанов становился все отчетливее, уже слышалось ритуальное пение и шумный гомон веселящейся толпы. Наконец он прибыл на место, и прибытие его было встречено всеобщим ликованием. На него показывали пальцами, над ним смеялись — и неожиданно Кир понял, насколько глупы и ослеплены эти люди, насколько глуп был он сам — когда был на их месте. Он смотрел в их лица и не мог уловить ни одного сочувственного взгляда. Да и на чье сочувствие он мог рассчитывать? Кир вырос сиротой, его воспитал одинокий рыбак, умерший несколько лет назад — с его смертью Кир остался совсем один. Глаза Кира беспомощно шарили по толпе, ему хотелось броситься прочь от этих колючих глаз, но он продолжал медленно идти к своему эшафоту, понимая, что своими жалкими попытками бегства, своими криками и стонами только прибавит радости этому тупому стаду. И Кир молчал, в его душе неожиданно проснулась злость — он гордо вскинул голову и молча поклялся, что палачи его не услышат ни единого стона. И к Священному Колодцу он подошел в состоянии незнакомой ему отрешенности — совершенно спокойно он смотрел на то, как готовили Колесо, как проверяли исправность барабана и целостность удерживающих Колесо цепей. Над открытым жерлом Священного Колодца клубился слабый дымок, но и это не заставило Кира дрогнуть — где-то в глубине души даже мелькнуло удивление —я ли это? Кира подвели к высокому деревянному помосту, здесь он и остановился в окружении стерегущих его воинов. Тусклые наконечники копий почти касались его тела, на мгновение у него даже мелькнула мысль — а не броситься ли на эти копья, чтобы закончить все быстро и безболезненно? Но он не сделал этого, такой поступок был бы актом трусости. Молча смотрел он на окружившую его толпу, страстно надеясь на то, что здесь нет Таи — он не хотел ее видеть, он боялся, что при виде дорогих для него глаз не выдержит и расплачется. Но Таи не было — она не пришла, ей было страшно видеть его смерть. И он был ей за это благодарен.
Неожиданно толпа стихла. Кир не видел того, что происходило у него за спиной, но догадывался — Великий Боа взошел на вырубленный из огромной каменной глыбы помост и сейчас стоял в окружении сотен прикованных к нему глаз, упиваясь собственным величием.
— Дети мои! — Хриплый голос вождя пронесся над головами собравшихся, вызвав в их сердцах невольный трепет. — Волею Божьей собрались мы с вами у этого священного места, и велики грехи наши. Но милосердный Господь услышал наши молитвы и указал на того, в ком под маской добродетели таился лик сатаны! Радуйтесь, дети мои, настал великий час очищения! Сгорят в Священном Огне грехи наши, и чисты мы будем перед Господом. А потому протяните'руки свои и отдайте слуге дьявола все зло, что накопилось в сердцах ваших, и пусть унесет он грехи эти туда, откуда нет возврата!
Охранявшие Кира воины расступились, и мгновенно в него впились сотни глаз, сотни рук протянулись в его сторону. В немом молчаливом порыве люди пытались отдать ему всю свою ненависть, свой страх, гнев, передать все то, что копилось в их душах долгие месяцы.
Странное дело, но Кир ничего не ощущал — он просто смотрел на этих людей, с ужасом понимая, насколько зависимы они все от стоящего на помосте человека, чье располневшее от обильной еды тело не могли скрыть даже ниспадающие складки мантии. Почему они верят этому заплывшему жиром борову, почему его слова так много для них значат? «А почему верил ты, почему ты стоял среди них и тянул руки к беспомощной жертве, стараясь отдать ей все мерзкое, что было в твоей душе?» — вопрос этот всплыл в сознании сам собой, и Кир не знал, что на него ответить.
