— Мужики, вы искусством занимаетесь, как инструкцию сочиняете. Знаете, что такое инструкция народу, молящемуся светофору? Щас процитирую, — аккуратно сбавил скорость, резко обернулся и — шлёп, ближайшего преследователя по матрацному брюху. Снова припустил. Художники взвыли так, что зафонило на всех частотах переводчика. — Первая картина. Пункт один, дробь три. Лица, то бишь точнисты, находящиеся на территории метрополитена… лучше сказать, на чужой планете, должны взаимоуважаться, уступать места инвалидам, пожилым тараканам, пассажирам с детьми и народным художникам, удостоившимся чести щекотания брюшка усиками Великого Папашки. Приятно, когда к тебе на лавочку в транспорте подсаживается интересная дама. Можно развлекать её разговорами, говорить всякие фривольности, намекать на секс втроем. В особенности, если дама глухая и кутузовская внучка, — отследил дистанцию — шлёп другого, и дёру. — Бережно относиться к сооружениям, оборудованию, соблюдать чистоту, общественный порядок и ни в коем случае не использовать для граффити какой-либо третьей, жизнерадостной краски кроме цинковых белил и сажи газовой. Парни, вы зря обидились на меня, гадом буду! Тут ведь как на это дело посмотреть. А смотреть можно по разному, кому как выгодно. Я в своё время в штутгартском музее картину одну видел. На ней французы с суворовцами сшиблись из-за Чёртова моста в Альпах. Написал её Иоган Зееле. Ясно же, что для него французы — братья-европейцы, с руками растущими откуда положенно, а славяне соответственно — варвары, всю жизнь сморкающиеся в один носовой платок. Французкие солдаты в левой стороне картины, выше, как бы нависая, суворовцы в правой стороне и ниже, типа того, что прогибаются. Лягушатники ухарски ломят вперёд и вниз, флаги реют, а суворовцы отпрянули, почти драпают, половина уже перестреляна. Французкий генерал величественно шпажкой помахивает: сделайте их ребята! А у русского генерала физиономия испуганная, почти описался. На самом деле, исторически-то руссаки тогда французам пачек накидали, мост с ходу захватили и дальше попёрли. Я этого художника потому и запомнил, что ему исторически врать, как срать.{На самом деле Степан зря обидел коллегу. У господина Зееле слева — суворовские войска, справа — французы. С военной формой ясно: не все специалисты, но проглядеть на знамени русских двухголового орла уже не извинительно. У художников в глазах должно профессионально двоиться.} Уф! Ребяты, чем спорить до потери пульса, давайте лучше меняться? Махнём не глядя? Мы вам утюг на время, погладить, а вы нам ветчины на время, покушать. Уфф! Что там менять ухо на рыло… Гадство, ну мы долго ещё будем в догонялки играть?! Если человек надоел, дай ему в долг. Что тебе такого в долг дать, чтоб отстал? — прыгнул назад, шлёп последнего, самого принципиального, но и сам, крестьянин, получил усом по пояснице, как плетью от заботливой барыни. Почему завопил особенно вдохновенно. — Ребя, это вы зря!! Надо же понимать разницу между просто художником и полномочным представителем! У меня же этот… статус! Уф! Если бы наша провинциальная братва знала, что их кто-то представляет, она б мне хоть кастетик какой подкинула на всякий дурацкий случай… фуф! Зря вы устроили шум из-за шоколада… я вам сахаром отдам. Эй Терентирьманыч, забирай Бумажного… а то у меня уже сопля… фу-у-уф… перламутровая от диспута… — выдохся и сел в мыле посреди садов Семирамиды. — Набегался ни с того ни с сего по пустякам. — откхыхнулся со свистом в груди и закончил. — Что такое, к примеру, красный цвет для слепого? Это что-то вязкое, мешающее пересечь улицу по зебре. Или зелёнь. Зелёный цвет, и то если хорошо обьяснят, — это Бялыницкий-Бируля, весна, тополиный пух и конкретные вещи — аллергия, чих, сопли, глаз слезится у кутузовской внучки…
Между двойными солнцами появился знакомый диск. Одно солнце — лысина Бадьяна Христофоровича, больно смотреть, другое солнце — старый гривенник и его ОЛО, опознанный летающий объект, такой уже обжитой, а самое главное, переливающийся всеми цветами радуги, что раковина-жемчужница.
Бумажный пошёл купить своего любимого «Рокфора» с плесенью. Головатый сопровождает, семафоря руками. Головатый в шоке.
— Знаешь, как теперь будет называться твоя одиссея?!
Степан благоразумно промолчал, подходя к магазину сыров. Во все времена размер кулака совпадал с размером глаза. Понятия же раз в году, и то по обещанию.
Муха, отчаявшись попасть внутрь, включила пятую скорость и полетела от издразнивших витрин. К углу магазина подходил Бумажный. Муха пулей долетела до угла, художник впритирку к стене вывалил из за своего угла. Тут они и встретились лоб в лоб. Щелчок можно было услышать на другой стороне улицы. Степан в это мгновение размышлял по-китайски: «Лучше с хорошим потерять, чем с плохим найти.» Муха в тоже мгновенье, наверное, негодовала о том, что кольца Сатурна состоят из такого вот вредительски засушенного сыра. Хорошо, хоть муха (0,1гр.), слава Богу. А то, не дай Бог, шёл бы Бумажный, посвистывал, а навстречу какой-нибудь штангист в тяжёлом весе нёс стопку тарелок от колен до подбородка. Вот было бы музыкальное произведение, когда б они встретились!
— Степаниадой, называться! Дикарь, ты и есть дикарь, я даже извиняться не буду! Дикарь с, пультом управления всем миром,
Вспыхнул пурпурный рожок. Звонит Абигель, интересуется где конкретно его носит, дозвониться не может? Если конкретно — надо спрашивать. Прикрыл трубку ладонью, поднял бровь на чичероне. Пусть смотрит на свои (одну секунду, сейчас подглядят) на свои салатовые туфли, плюс нулей столько, что если бы они превратились в серьги — хватило бы всем цыганкам нашей галактики. Ни к чему женщине такие операционные множества.
— В Северной Короне был. Я ж Степан, что переводится с латинского как «корона» или «венец».
— В ресторан что ли ходил, славный художник?
Слава единственная эмоция ощущаемая художниками после смерти? Лично Бумажный скорее будет ощущать сожаление о том, что не успел поесть свежих огурцов с малиновым вареньем. Огурцы есть, варенья вот нет, только мёд — отрыжка пчёл. Тоже можно, раз народ употребляет, не заражённый имунитетом.
— Ну там тоже рестораны есть. Даже картофельный салат в них дают. Но картошка ползает.
— Если узнаю, что в Северной Короне за девками ухлестывал, получишь туфелькой по щеке, когда приеду.
За теми девками не захотел бы ухаживать даже слепой. Ихнему цирку от правительства дана бумага, разрешающая распиливать женщин и так оставлять. И она звонит, чтобы сообщить этот благоприятный прогноз? Она звонит потому, что пусть готовится. Такими туфельками примоднилась ах, ах, ах! Специально для него покупала, чтобы обратил внимание на женщину. Всё, целует и спокойной ночи. Степан точно так же целует во все сахарные места. И еще в одно сладенькое местечко, о котором она не догадывается. Спокойной ночи.
