– Наверное, тебе лучше пойти домой, – сказал он.
Она покачала головой.
– Нет. Я буду в порядке через несколько минут. Я должна вернуться к ним.
– Они справятся. Ты сделала свое дело, и очень хорошо.
Она снова покачала головой.
– Гордон, я знаю, что сейчас чувствуют эти женщины. А ведь я сказала им неправду.
– Что именно, дорогая?
– То, что я рада и счастлива. Два дня назад это была абсолютная правда. Я так хотела ребенка, твоего и моего. А теперь я боюсь – боюсь, Гордон!
Он обнял ее за плечи. Она, вздохнув, положила голову на его плечо.
– Дорогая моя, дорогая моя, – сказал он, нежно гладя ее по волосам. – Все будет в порядке. Мы позаботимся о тебе.
– Если бы ничего не знать! – воскликнула она. – Знать, что там развивается нечто – и не быть уверенной, как и что… Это… это… так унизительно, Гордон. Я чувствую себя, как животное.
Продолжая гладить ее волосы, он мягко поцеловал ее в щеку.
– Тебе не о чем беспокоиться, – сказал он. – Готов поспорить, что когда он или она появится на свет, ты только посмотришь – и скажешь: «О Боже! Да ведь это нос Зеллаби!» А если нет… Мы вместе примем этот удар. Ты не одна, дорогая, ты никогда не должна чувствовать себя одинокой. Здесь я, и здесь Уиллерс. Мы поможем тебе, всегда и в любое время.
Она повернулась и поцеловала его.
– Гордон, дорогой, – сказала она и встала. – Я должна идти. Там девушки, которым семнадцать-восемнадцать лет, у них нет добрых мужей; старые девы вроде мисс Огл, которые еще более одиноки. Я должна вернуться к ним.
Она наклонилась, быстро поцеловала его и, расправив плечи, пошла обратно на сцену.
Зеллаби посмотрел ей вслед. Потом он пододвинул кресло к приоткрытой двери, зажег сигарету, уселся поудобнее и стал слушать вопросы женщин, стараясь уловить настроение жителей поселка.
11. Мидвич приходит к согласию
Первое, чего необходимо было добиться уже в январе, – это смягчить удар, сделать реакцию управляемой, установив, таким образом, у людей определенное отношение к происходящему. И это удалось – собрание прошло успешно, атмосфера немного разрядилась, и женщины, выведенные из полуоглушенного состояния, большей частью согласились проявить солидарность и ответственность.
Как только прошла первая растерянность, мы поняли, что дело находится в надежных руках. Вновь образованный комитет чувствовал, что ему удалось добиться успеха.
К этому времени состав комитета расширился. Сначала к нему присоединились мы с Джанет, сами предложив свои услуги, а потом туда ввели мистера Артура Кримма в качестве представителя тех исследователей с Фермы, которые волей-неволей оказались вовлечены во внутренние дела Мидвича.
Мои обязанности точно определены не были и заключались главным образом в том, чтобы убеждать людей отнестись к происходящему спокойно; кроме этого, я исполнял роль секретаря собраний и неофициально архивариуса.
Председателем, по общему согласию, стал доктор Уиллерс, которому, вместе с медсестрой Дэниелс и миссис Уиллерс, естественно, была поручена медицинская сторона дела; не потребовалось даже выборов. Вопросами социального обеспечения номинально занимались мистер и миссис Либоди, сфера их деятельности отчасти пересеклась с тем, что можно было бы назвать практической моральной поддержкой и что взяла на себя Антея Зеллаби. Джанет стала выполнять обязанности приходящей медсестры. Участие Гордона Зеллаби было полезным, но весьма неопределенным; сам он говорил, что «странствует, приложив ухо к земле».
Через пять дней после собрания в мэрии комитет сделал общий вывод, что «пока все хорошо». Но, несмотря на это, мы понимали – достигнутое надо беречь. То отношение к происходящему, которое нам удалось создать, очень легко могло превратиться в обычные предрассудки, если его умело не направлять в верное русло.
– Нам нужно, – подытожила Антея, – что-то вроде комиссии по борьбе со стихийным бедствием, только ни в коем случае нельзя внушать людям, что это в самом деле стихийное бедствие – ведь, насколько мы знаем, это действительно не так. Мы должны делать вид, что столкнулись с непредвиденным стечением обстоятельств, в которых нам подобает вести себя достойно.
Эта мысль вызвала всеобщее одобрение, лишь мисс Либоди, казалось, засомневалась.
– Но, – сказала она, – мы должны быть честными…
Остальные вопросительно посмотрели на нее. Она продолжала:
– Я имею в виду, это все же, в некотором роде, стихийное бедствие, разве не так? В конце концов, такое не могло случиться с нами безо всяких причин. Причины наверняка есть, а раз так, то не является ли нашим долгом искать их?
Антея посмотрела на нее, озадаченно нахмурившись.
– Я не вполне понимаю… – сказала она.
– Я хочу сказать, – объяснила миссис Либоди, – что когда где-то вдруг происходят столь необычные события, то должна быть какая-то причина. Вспомните хотя бы казни египетские, Содом и Гоморру…
Наступила пауза. Зеллаби почувствовал, что необходимо как-то сгладить слишком тяжелое впечатление от ее слов.
– Что касается меня, – заметил он, – то я считаю казни египетские актом устрашения со стороны небесных сил – примером, который никого ничему не учит; сейчас подобные методы хорошо известны под названием «политика силы». Ну а Содом… – Он умолк на полуслове, поймав взгляд викария.
На помощь ему пришла Антея:
– Думаю, вам не стоит так волноваться, миссис Либоди. Классической формой проклятия является бесплодие, но я не могу припомнить ни одного случая, чтобы возмездие принимало форму плодовитости.
– Все зависит от того, каковы плоды, – мрачно сказала миссис Либоди.
Снова наступила тяжелая тишина. На Дору Либоди смотрели все, кроме ее собственного мужа. Доктор Уиллерс поймал взгляд сестры Дэниелс – и снова посмотрел на миссис Либоди, уже другими глазами. По виду ее нельзя было сказать, что ей неприятно быть центром всеобщего внимания. Как бы извиняясь, она обвела нас взглядом.
– Вы так добры, – сказала она. – Я знаю, вы хотите успокоить меня. Но пришло время покаяться. Я согрешила, и это из-за меня… Если бы я родила своего ребенка двенадцать лет назад, ничего бы этого не случилось. И теперь я должна искупить свой грех, вынашивая ребенка не от своего мужа. Все это так очевидно… Мне очень жаль, что из-за меня должны страдать все вы. Но это Божья кара. Как казни египетские…
Встревоженный викарий, покраснев, вмешался, прежде чем она смогла продолжить:
– Я думаю… э… надеюсь, вы нас извините…
Все задвигали стульями. Сестра Дэниелс спокойно подошла к миссис Либоди и стала с ней разговаривать. Доктор Уиллерс наблюдал за ними, пока не заметил, что рядом с немым вопросом стоит мистер Либоди. Доктор успокаивающе положил руку на плечо викария.
