— Простите; я не должен был этого говорить. Но если серьёзно, мистер Салливан, вы ведь знали, что отказываетесь от романтических отношений, когда переселялись сюда.
— На год или два! Но не на десятилетия.
— И хотя я понимаю ваше нежелание заводить отношения с кем‑либо из наших более пожилых гостей, здесь работает множество служащих вашего возраста. И я не думаю, что у образованного человека приятной внешности, такого, как вы, совершенно отсутствуют шансы на романтические отношения. Наша компания не запрещает персоналу вступать в подобные отношения с клиентами.
— Это не то, что мне нужно. У меня есть кое‑кто на Земле.
— Ах, — сказал Гадес.
— И мне нужно попробовать сойтись с ней; я должен. Я по‑глупому отстранялся от неё, но сейчас ситуация совсем иная.
— Как её зовут? — спросил Гадес.
Меня этот вопрос удивил — настолько удивил, что я на него ответил:
— Ребекка. Ребекка Чонг.
— Мистер Салливан, — проникновенно сказал Гадес, — а вас не посещала мысль о том, что на Земле уже живёт другой вы, который не страдает синдромом Катеринского? Он уже много недель назад мог ощутить ту смену отношения к жизни, которую вы переживаете сейчас. Возможно, они с Ребеккой давно уже вместе… что не оставляет места для вас.
Моё сердце бешено колотилось — ощущение, которого другому мне никогда не испытать.
— Нет, — сказал я. — Нет, это невозможно.
Гадес приподнял бровь, словно спрашивая «Разве?» Но он не стал ничего говорить — первый его по‑настоящему добрый поступок по отношению ко мне.
После ланча наступило время для перекрёстного опроса Дешоном Калеба По, профессора философии.
— У вас приятный голос, доктор По, — сказал Дешон, выходя из‑за стола истца.
Брови По удивлённо подпрыгнули.
— Спасибо.
— Очень приятный, — продолжал Дешон. — Очень хорошо модулированный. Вам раньше говорили об этом?
По наклонил голову.
— Время от времени.
— О, я уверен в этом. С таким голосом вы, наверное, хорошо поёте?
— Спасибо.
— Вы поёте, доктор По?
— Да.
— И где же вы поёте?
— Возражение, — сказала Лопес, разводя руками. — Отношение к делу.
— Всё выяснится очень скоро, — сказал Дрэйпер, глядя на судью.
Херрингтон на мгноение задумался, потом сказал:
— У меня очень консервативное поняте о том, что такое «скоро», мистер Дрэйпер. Но продолжайте.
— Спасибо, — сказал Дешон. — Доктор По, где вы обычно поёте?
— Ну, когда учился, то пел в ночных клубах, на свадьбах, на корпоративных вечеринках.
— Но вы уже не студент, — сказал Дешон. — Сейчас вы где‑нибудь поёте?
— Да.
— Где же?
— В хоре.
— В церковном хоре, верно?
По немного поёрзал на стуле.
— Да.
— Какой деноминации?
— Епископальной.
— То есть вы поёте в хоре в христианской церкви, верно?
— Да.
— В ходе формальной церковной службы каждое воскресенье, правильно?
— Ваша честь, — сказала Лопес. — И снова отношение к делу.
— Я уже прошёл «с», «к» и «о» в слове «скоро», ваша честь, — сказал Дрэйпер. — Позвольте мне дойти до конца.
— Хорошо, — сказал Херрингтон, нетерпеливо постукивая ручкой о стол.
— Вы поёте на церковных службах, — сказал Дешон, снова поворачиваясь к По.
— Да.
— Про вас можно сказать, что вы религиозный человек?
По вскинул голову.
— Да, полагаю можно. Но я не псих.
— Вы верите в Бога?
— Разве без этого можно быть религиозным?
— То есть вы верите в Бога. Верите ли вы в дьявола?
— Я не какой‑то трясущий Библией фундаменталист, — сказал По. — Я не литералист. Я верю, что вселенной, по современным воззрениям, 11,9 миллиардов лет. Я верю, что жизнь эволюционировала из простейших форм путём естественного отбора. И я не верю в небылицы.
— Вы не верите в дьявола?
— Нет.
— А в ад?
— Изобретение, имеющее большее отношение к поэту Данте, чем к какой‑либо части рационалистического богословия, — ответил По. — Истории об аде и дьяволах были, вероятно, полезны, когда духовенству приходилось иметь дело с неграмотной, необразованной, простодушной паствой. Но мы ни то, ни другое, ни третье; мы способны проследить за моральной аргументацией и сделать разумный моральный выбор, не страшась чудовищ.
— Очень хорошо, — сказал Дешон. — Очень хорошо. То есть вы обходитесь без наиболее глупых атрибутов примитивной религии, верно?
— Ну, я не стал бы это выражать в таком непочтительной форме…
— Но вы не верите в дьявола?
— Нет.
— И не верите в ад?
— Нет.
— И не верите в Ноев ковчег?
— Нет.
— И не верите в душу?
По не ответил.
— Доктор По? Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Правда ли, что вы не верите в душу?
— Это… я бы так не сказал.
— Вы хотите сказать, что вы верите в душу?
— Ну, я…
Дешон вышел вперёд и встал перед своим столом.
— Вы верите в то, что у вас есть душа?
— Да, — сказал По, приходя в себя. — Да, верю.
— И как она у вас оказалась?
— Её дал мне Бог, — сказал По.
Дешон многозначительно поглядел в сторону жюри, потом снова повернулся к По.
— Можете ли вы объяснить нам, что такое, по‑вашему, душа?
— Это сущность того, чем я есть, — сказал По. — Это божественная искра внутри меня. Это часть меня, которая переживёт смерть.
— В соответствии с вашим пониманием этих вещей, каждый ли из живущих людей обладает душой?
— Да, разумеется.
— Без каких‑либо исключений?
— Абсолютно.
Дешон перешёл через «колодец» и указал за спину на Карен, сидящую за столом истца.
— Посмотрите, пожалуйста на сидящую здесь миз Бесарян. У неё есть душа?
Карен внимательно следила за процессом, широко раскрыв зелёные глаза.
— Нет, — убеждённо ответил По.
— Почему нет? Как вы это определили?
— Она… оно … искусственно изготовленный объект. С таким же успехом можно спросить, есть ли душа у автомобиля.
— Понимаю вашу позицию. Но помимо априорного убеждения, мистер По, как вы можете определить, что у миз Бесарян нет души? Какой тест вы можете провести, чтобы продемонстрировать, что у вас душа есть, а у неё — нет?
— Такого теста не существует.
— И то верно, — сказал Дешон.
— Возражение, — сказала Лопес. — Это не вопрос.
— Принимается, — сказал судья Херрингтон.
Дешон покаянно кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Но вот это — вопрос: Доктор По, вы верите в то, что Бог будет судить вас после смерти?
