Он был лысым, и сначала жрецу показалось, что еще и темнокожим, как представитель знатной касты Джиндо. Но кожу элантрийца покрывали неровные светло-серые пятна, как растущий на камне мох. Хратен прищурился и наклонился над парапетом. Он не мог разглядеть глаза проклятого, но чутьем знал, что они горят диким звериным блеском, бегая по сторонам, как у встревоженного животного.
Создание побежало догонять своих товарищей — свою стаю.
«Так вот что натворил реод, — понял Хратен. — Он превратил богов в животных». Джаддет взял содержимое их сердец н сделал его видимым для остального мира. Основываясь на мировоззрении Дерети, единственная вещь, которая отличала людей от животных, — это вера в бога. Люди служили Фьерденской империи; зверями управляли только их желания. Элантрийцы несли в себе высшее проявление человеческой дерзости: они возомнили себя богами, и подобная наглость навлекла на них кару. В другой ситуации Хратен оставил бы их на произвол судьбы, но сейчас в них появилась нужда.
Верховный жрец повернулся к Дилафу:
— Первый шаг для покорения страны, артет, очень прост. Надо найди козла отпущения, которого возненавидят все.
— Расскажи мне о них, артет, — попросил Хратен, входя в свою комнату в часовне. Жрец переступил порог вслед за ним. — Я хочу знать все, что тебе известно.
— Гнусные, омерзительные создания, — прошипел Дилаф. — Даже мысли о них отравляют душу и разум. Каждый день я молюсь об их исчезновении с лица земли.
Хратен плотно закрыл дверь. Ответ арелонца его не обрадовал; Дилаф переступил все границы праведного негодования.
— Артет, я разделяю твои чувства. Но если ты хочешь стать моим одивом, тебе придется научиться выглядывать за рамки своих предубеждений. Джаддет подарил элантрийцам жизнь с какой-то целью, и я не смогу понять его замысел, если ты отказываешься поделиться сведениями.
Дилаф оторопело заморгал. Впервые после посещения Элантриса в его глазах пробился проблеск здравомыслия.
— Хорошо, ваша светлость.
Хратен ободряюще кивнул.
— Тебе доводилось видеть Элантрис до его падения?
— Да.
— Он действительно был так красив, как говорят?
Дилаф ответил кивком, явно против воли.
— Его незапятнанная белизна поддерживалась руками рабов.
— Рабов?
— Все население Арелона служило элантрийцам рабами, ваша светлость. Лживые боги раздавали обещания спасения в обмен на тяжелый труд.
— А их легендарные магические силы?
— Все ложь, как и их божественность. Тщательно поддерживаемый обман, чтобы заслужить уважение и страх.
— После реода наступил период безвластия, так?
— Безвластие, убийства, бунты и паника, ваша светлость Потом трон захватили купцы.
— А элантрийцы? — Хратен занял место за столом.
— Их оставалось совсем немного. Большинство погибли в мятеже, а тех, что выжили, заперли в Элантрисе. Туда же кидают всех, кого с тех пор забирал шаод. Сразу после реода их облик изменился: они превратились в исковерканные существа, непохожие на людей. Кожу покрыли черные шрамы, как будто плоть отвалилась и обнажила скрытую внутри тьму.
— А превращения? Их число уменьшилось после реода?
— Они продолжаются, ваша светлость, по всему Арелону.
— Почему ты их так ненавидишь, артет?
Дилаф не ожидал вопроса и какое-то время молчал.
— Они есть скверна, ваша светлость.
— И?
— Они лгали нам. Обещали вечность, но не смогли удержать в руках собственной божественности. Столетиями мы прислушивались к их советам, а в результате получили кучку беспомощных, мерзких калек.
— Ты ненавидишь их, потому что разочаровался, — понял Хратен.
— Не я, здешние люди разочаровались. Я следовал путям Дерети задолго до реода.
Джьерн нахмурился.
— Значит, ты убежден, что, кроме проклятия Джаддета, в элантрийцах нет ничего необычного?
— Да, ваша светлость. Как я говорил, элантрийцы поддерживали свою власть сказками и ложью.
Хратен покачал головой и начал снимать доспехи. Дилаф двинулся было помочь, но верховный жрец отмахнулся от артета.
— Как ты тогда объяснишь внезапное превращение обычных людей в элантрийцев?
Дилаф не знал, что ответить.
— Ненависть затмевает способность разглядеть правду, артет. — Хратен повесил нагрудник на стену за столом и растянул губы в удовлетворенной улыбке. Его только что осенила идея, и первая часть плана обрела плоть. — Ты считаешь, что если могущество пришло не от Джаддета, то никакой силы и быть не может.
Лицо арелонца побелело.
— Вы говорите…
— Это не ересь, артет. Вспомни уложения Дерети. Помимо нашего бога существуют и другие силы.
— Свракиссы, — тихо произнес Дилаф.
— Да.
Свракиссы — души людей, ненавидевших Джаддета, последователей святой веры. Шу-Дерет утверждала, что нет ничего более пропитанного злобой, чем душа, которая отказалась от своего шанса на спасение.
— Вы считаете, что элантрийцы — это свракиссы? — в ужасе переспросил Дилаф.
— Существует известная истина, что свракиссы могут управлять телами, в которых скопилось достаточно зла. — Хратен начал расстегивать наколенники. — Неужели так трудно допустить, что все это время они управляли телами элантрийцев и выдавали себя за божеств, совращая неискушенных в духовных путях простаков?
Глаза Дилафа загорелись новым светом, и Хратен заподозрил, что артет уже слышал подобное объяснение. Возможно, ему следовало обдумать зародившуюся идею более тщательно.
Прежде чем заговорить, артет внимательно оглядел верховного жреца.
— Ведь вы сами не верите в то, что говорите? — В его голосе звучал непривычный для обращения к хродену укор.
Хратен постарался ничем не выдать смятения.
— Неважно, во что я верю, артет. Такой вывод напрашивается сам собой; люди его подхватят. Сейчас они видят последние обломки былой аристократии, и зрелище вызывает у людей не отвращение, а жалость. Но демонов не любит никто. Если мы объявим элантрийцев порождениями зла, нас ждет успех. Твоя ненависть к ним похвальна. Но чтобы за тобой последовали остальные, нужна более веская причина, чем разочарование в былых богах.
— Да, ваша светлость.
— Мы — верующие, артет, и нам необходимы враги веры. Элантрийцы и есть наши свракиссы, независимо от того, заняли они души давно умерших людей или обитают в живых телах.
— Конечно, ваша светлость. Мы собираемся их уничтожить? — Лицо Дилафа отражало радостную надежду.
— В свое время. Пока что мы обратим их существование себе на пользу. Ты увидишь, что ненависть объединяет людей гораздо быстрее, чем приверженность общему делу.
