— Если ты его спрячешь как следует, этого может не случиться.
— Я прячу его как следует, Тофоль. Ты бы его ни за что не нашёл. Но она, судя по всему, находит. И кроме того, — добавила она и подошла ближе, чтобы погладить его спину, — почему тебя это так интересует, любимый? У нас их тела, мы пользуемся их жизнью… в принципе, это ведь счастье, что они находят общий язык, что они, может, даже влюбились друг в друга. Представь себе, если бы они ненавидели друг друга и он бы по ночам бил её…
— Мы должны сказать охране, чтобы они не оставляли их одних.
Она вздохнула, потом присела к туалетному столику и несколько минут молчала. Она по опыту знала, что это успокаивающе действует на её мужа, и после этого разговор может продолжиться в цивилизованном русле. Тофоль закурил гаванскую сигару и открыл стеклянные двери на террасу.
— Тебе ведь не нравится, что я сказал про охранников, верно? — спросил он, всё ещё стоя к ней спиной.
— Мне это кажется излишне жестоким, и, кроме того, люди из охраны не могут различить, они это или мы.
— Этого ещё не хватало! — Старое лицо Тофоля налилось бы при этом кровью, а на шее надулись бы вены. Теперешнее же его лицо почти не изменило цвет, только глаза негодующе раскрылись.
— Не сердись, Тофоль, но охранники мне говорили, что довольно часто видят нас ночами на террасе: мы что-нибудь пьём и разговариваем по-каталански, как и днём. Откуда же им знать, кто есть кто?
Потрясённый такой новостью, Тофоль рухнул в плетёное кресло.
— С каких это пор они говорят по-каталански?
— Не знаю. Думаю, что с самого начала. Ты ведь тоже недавно обнаружил, что можешь бегать как антилопа.
— Это потому, что я снова молод.
— И ещё потому, что этот парень бегун. — Последовала долгая пауза, которой Анна воспользовалась, чтобы причесать щёткой волосы. Она знала, что её мужу требуется время на то, чтобы осознать новости, и теперь было важно, чтобы он переварил эту, прежде чем она угостит его следующей. Новостью, которой она собиралась поделиться с ним уже несколько дней, но всё не подворачивалось подходящего случая.
— Итак, что нам делать? Как ты думаешь?
— Ничего, дорогой. Мы ничего не будем делать. Пусть они используют свои немногие часы, как им больше нравится. В конце концов, они не делают ничего плохого. Они делают то же самое, что и мы. В принципе, ведь это безразлично, ты не находишь?
Нет, думал Тофоль. Как это безразлично? Разве ему всё равно, кто спит с Анной, женщиной, на которой он женат всю жизнь, — он или тот, другой? Конечно, та женщина, которая бывает с ним, вообще-то не его жена, а чужеземка, по случайности имеющая то же тело. Но у него не хватало воображения всё это осознать. Он родился в 1950 году и привык к тому, что в каждом теле есть душа, причём только одна. Неужели его начали одолевать религиозные сомнения — и это после того, как он всю свою жизнь отрицал любого рода теологическую чушь? Или его просто терзает ревность, примитивнейшее и вульгарнейшее движение души человека?
Анна встала из-за туалетного столика и вышла на террасу. Она примостилась у ног мужа и взяла его руки в свои. От сигары, которая тлела в пепельнице из слоновой кости, вилась в утреннем воздухе струйка голубого дыма.
— Тофоль, любимый, послушай. Вот уже несколько дней я всё собираюсь тебе кое-что сказать, но сегодня уже не могу откладывать. Ты меня слушаешь?
Он кивнул, чувствуя, как петля затягивается у него на шее. Всякий раз, когда Анна так начинала, это были плохие новости. Они жили вместе уже пятьдесят лет, и он хорошо изучил её.
— Я беременна.
— Что-о-о? — Он не представлял, что скажет ему Анна, но вот уж такого он никак не мог ожидать. Это был полнейший абсурд. Даже смешной. Совершенно немыслимый. — Не говори глупостей, Анна. Тебе почти восемьдесят лет.
— Теперь уже — нет, — произнесла она нежным голосом.
— Ты уверена, что?..
— Разумеется.
Повисла долгая пауза, во время которой они просто смотрели друг другу в глаза: он сверху вниз, она снизу вверх.
— Хорошо. Тогда придётся сделать аборт. Я не вижу никакой другой возможности.
— Почему?
— Как это почему?
— Да, почему? Теперь мы молодые, здоровые, сильные. Мы любим друг друга. Денег у нас больше, чем мы могли бы истратить за десять жизней. Почему мы должны отказывать себе в рождении ребёнка?
Некоторое время он сидел с раскрытым ртом, у него в голове не укладывалось, как это она не согласна с его мнением.
— Потому что ты даже не знаешь, от кого этот ребёнок! — взорвался он наконец.
Она встала, взяла его голову обеими ладонями и погладила по волосам, как она всегда делала в критические моменты.
— От кого же ему ещё быть, чудак-человек? Это наш ребёнок, — мягко сказала она. — Твой и мой.
— И их, — прошипел сквозь зубы Тофоль. — Ребёнок этой чёрной парочки, которую мы купили, как пару ботинок, даже не подумав о последствиях. Это их месть.
— Не говори глупостей! — Анна обиженно отвернулась. — Этот ребёнок мой. И твой. И он появился, как полагается появляться ребёнку: совершенно естественно. Без этих бесконечных визитов к гинекологам в Швейцарии. Без тех усилий, какие нам пришлось предпринимать для появления Монсте и Кейма. Или ты уже забыл, сколько нам стоило их появление?
Тофоль закрыл лицо ладонями и затих. Он сидел и смотрел в пол, не зная, что и думать.
— Мы его родим, — продолжала Анна, — и дадим ему всё, что родители могут дать своему ребёнку. Может быть, это будет сын, которого ты всегда хотел. Может, он возьмёт на себя управление твоими фирмами, ведь на Кейма, ты сам знаешь, в этом смысле никогда не приходилось рассчитывать. Как и на твоих внуков.
— Ну уж нет! — сказал Тофоль, не поднимая глаз. Тон его был полон презрения. — Чтобы чёрный руководил делом, которое я создавал всю мою жизнь!
— В настоящий момент им руководит тоже чёрный, разве нет?
— Но это я!
— И ты чёрный! Так же, как и я. Чтобы убедиться в этом, достаточно глянуть в первое попавшееся зеркало.
Она грубо схватила его за руку и потянула в спальню.
— Видишь? Но это неважно, Тофоль, важно то, что внутри. Ты. Я. Он. Или она, — добавила она, невольно улыбнувшись. — Но я думаю, это будет мальчик. Я это чувствую здесь, — она положила руку на свой плоский живот.
— Анна, дай мне об этом подумать, ради бога. Дай мне немного времени. Пожалуйста.
Анна обняла его, и они вместе упали на кровать, с влажными от слёз глазами.
Абрахам в ярости вскочил, бросился к двери гостиной и разом включил все лампы. Комната озарилась ярким светом.
— Ни в коем случае! — крикнул он вне себя. — Никогда! Ты слышишь? Ни за что! Скорее я убью тебя, а потом и себя самого.
