Эта мысль была ей неприятна. Ей не нравился мэр Коул. Более того, она не верила ни единому его слову. Но если этот документ действительно имеет отношение к будущему Эмбера, мэр города обязан знать о нем. Конечно, нечего и думать просить мэра о том, чтобы он пришел к ней домой. Она представила, как грузный мэр тяжело взбирается по лестнице, протискивается в дверь, с неодобрением озирает хаос, царящий в их квартире, пытается увернуться от Поппи, которая тянет к незнакомому дяде липкие пальчики… Нет, это невозможно.
Но взять и отнести в ратушу драгоценный документ, который она так кропотливо склеила из крошечных кусочков, у нее просто рука не поднималась. Она не выпустит его из рук. Да и в конце концов, бумага слишком хрупкая, чтобы выносить ее из дома. «Самое лучшее, — подумала Лина, — это написать мэру письмо».
Она нашла почти чистый листок бумаги, взяла простой карандаш (не хватало еще тратить на мэра Коула драгоценные цветные!) и написала:
Уважаемый господин мэр. Я нашла у нас в чулане какую–то бумагу. Это правила для чего–то. Я думаю, что это важный документ, поскольку он написан очень старыми буквами. К сожалению, моя маленькая сестра изжевала бумагу, поэтому уцелело не все. Но некоторые слова все же можно прочесть:
«Маленький стальной ластик», «С пометкой «Э»» и некоторые другие. Я покажу вам эту бумагу, если вам интересно.
Искренне ваша
Лина Мэйфлит, вестник
Квиллиум–сквер, дом 34
Она сложила листок вдвое и надписала «Для мэра Коула».
На следующее утро по дороге на работу она забежала в ратушу. Охранник, всегда дежуривший в вестибюле, куда–то отлучился, но Лина оставила письмо на видном месте у него на столе, чтобы страж увидел записку, как только вернется. Затем с чувством выполненного долга побежала на свой пост.
Прошло несколько дней. Сообщения, которые доставляла Лина, были полны тревоги и страха. «Нет ли у тебя лишней бутылочки детского питания? Не могу найти в магазинах». «Слышал последние новости про генератор?» «Мы сегодня вечером не придем — дедушка уже не встает с постели».
Каждый день, вернувшись с работы, Лина первым делом спрашивала бабушку:
— Для меня никто не оставлял послания?
Но никакого ответа из ратуши так и не последовало. Может быть, мэр не получил ее письма? Или получил, но решил, что оно не заслуживает внимания?
Прошла неделя, и Лина решила, что больше ждать нечего. Мэру неинтересно? Тем хуже для него. Зато ей интересно. Она и сама во всем разберется.
Поппи и бабушка ложились спать раньше обычного, и Лине удалось выкроить немного времени. Она потратила его на изготовление копии документа — вдруг что–нибудь случится с хрупким оригиналом. На это ушло немало труда, и пришлось пожертвовать одним из листочков чистой бумаги, которые у нее еще оставались, — старой этикеткой от банки консервированного горошка, немного надорванной, но зато на обороте почти совсем белой. Лина тщательно скопировала документ и даже постаралась отметить, какого размера интервалы между словами там, где в оригинале были дыры. Для надежности она спрятала готовую копию под матрас.
И вот наконец наступил долгожданный свободный вечер. Поппи и бабушка уснули, в квартире царил полный порядок. Лина села за стол и снова достала свой документ. Она убрала волосы назад, чтобы они не падали ей на лицо, и положила рядом еще один листок бумаги — почти совсем чистый, если не считать нескольких каракуль Поппи, — чтобы записывать то, что удастся расшифровать.
Она начала с заголовка. Первое слово она, кажется, уже разгадала — должно быть, это «правила». Затем загадочное «Эва». Лина даже предположить не могла, что это должно значить. Может быть, чье–то имя? Эвард? Эванс? «Правила для Эванса»? Лина решила для краткости пока называть документ просто «Правила».
Теперь первая строчка. «Этот офиц док» — понятно: «Этот официальный документ».
Вторая строчка: «строгая секретность» или «строго секретный», потом «в течение», затем можно было разобрать слово «лет». В течение скольких–то лет? А дальше начинались сплошные загадки.
Лина попыталась прочесть пункт номер один. «Следу» могло значить и «следующий», и «следуйте». Может быть, «исследуйте»? А что это за «еки»? «Пасеки»? И что значат «рубо» и «овод»? Эти бессмысленные обрывки стояли так близко, что, вероятно, были двумя частями одного и того же слова. У какого слова в конце буквы «овод»? «Повод»? «Провода»? И что такое «рубо»? Может быть, «грубо»? Тогда получается какой–то «грубо–повод» — полная бессмыслица… Внезапно ее озарило: так это же «трубопроводы»! Как она не догадалась сразу! Значит, в этом документе речь шла о Трубах?!
Тогда «еки» — это же скорее всего «реки». Она стремительно пробежала бумагу до пункта номер три. Там значилось «ступ воды»: наверное, какие–то ступени у воды? А в пункте четвертом полностью сохранилось слово «дверь».
Лина затаила дыхание. Дверь! Что, если речь идет о той самой двери, которая часто виделась ей в мечтах — двери, которая ведет из Эмбера в сияющий город ее грез? Может быть, этот город все–таки существует и эти «Правила» помогут его найти?
Ей хотелось вскочить с кресла и заорать во весь голос. Этот документ имел какое–то отношение к реке, к трубопроводам, к какой–то двери. А кто из ее знакомых знал о Трубах все? Конечно же Дун.
Она представила себе его худое серьезное лицо, глаза, пытливо глядящие из–под темных бровей. Она вспомнила, как он низко склонялся над своей партой, крепко сжимая в руке карандаш, как на переменах забивался куда–нибудь в угол, изучая бабочку, гусеницу или разобранные часы. В характере Дуна была по крайней мере одна очень симпатичная черта: любознательность. Его интересовало, как устроены разные вещи.
И ему было не все равно, что будет с городом. Лина вспомнила День предназначения: как он тогда кричал на мэра! И как потом предложил ей обменять ее плохую работу на свою хорошую, чтобы получить возможность помочь спасти Эмбер. А когда отключили свет, он спас Поппи и привел ее в лавку своего отца, чтобы она не испугалась.
Почему же они перестали быть друзьями? Эта история с фонарным столбом… Она сейчас с трудом могла припомнить ее подробности — так давно это было. Ну не смешно ли, столько лет дуться друг на друга из–за подобной чепухи! И чем больше она думала о Дуне, тем больше понимала: он как раз тот человек — может быть, единственный человек в городе, — кого заинтересует ее находка. Лина снова накрыла «Правила» чистым листком бумаги и поставила сверху ящик. «Надо поговорить с Дуном, — решила она. — Завтра четверг — и у него и у меня будет выходной. Я найду его завтра же и попрошу помочь».
