Капитан Хауэс прокашлялся и произнес:
— Курсант Буш, мы рады сообщить, что вы успешно прошли испытания. Ваш результат — восемьдесят девять очков из ста, и вы, как нам кажется, идеально подходите для Странствий Духа. Мы надеемся заслать вас в прошлое с особым поручением в ближайшие дни.
— Что за поручение?
Хауэс натянуто рассмеялся:
— Хватит с вас на сегодня. Ваше обучение окончено. Расслабьтесь, отдохните! Капитан Стенхоуп и я объясним вам все завтра утром. Так что до половины десятого утра вы свободны — радуйтесь и празднуйте!
Он выудил из-под кафедры бутыль и торжественно вручил ее Бушу.
Когда оба наставника ушли, Буш с некоторым любопытством оглядел бутылку. Броская наклейка гласила: «Черный Тушкан Особый: Настоящий Индийский Виски. Изготовлено в Мадрасе по Запретному Рецепту». Буш открутил металлическую пробку, осторожно потянул ноздрями воздух, и его бросило в дрожь. Спрятав бутыль под форменной тужуркой, он понес ее в жилой барак.
Бравые Вояки уже вовсю кутили, опрокидывая в глотки кружки мутной мерзости. Буша встретил громогласный хор приветствий и тостов. Все они были уже зачислены бойцами новой, наспех испеченной Полиции Прошлого; всем положен был недельный отпуск — его они, по всем приметам, намеревались в прямом смысле ухнуть в бутылку.
Буш презентовал им «Тушкана по Запретному Рецепту». Усевшись с ними на пол, он приметил тут же сержанта Прунделя, чьим самым деликатным обращением к ним было — «грязное стадо верблюдов». Сейчас тот же Прундель, паря в облаке винных паров, обрушил ручищу Бушу на плечо.
— Парни! Вы — мой лучший взвод! Куда ш мне без вас? Завтра — опять к-куча вонючих новобранцев… шморкать им носы, и все такое… Вы — мои товариш-ши, на-стояш-шие дрруз-зя!
Буш потихоньку плеснул «Тушкана» в его кружку.
— Буш! Ты — мой луч-чий друг! — возгласил Прундель в очередной раз — и тут же грянули оркестр и хор какофонической музыки: гремели и бряцали кружками, ложками, жестяными банками, а также свистели, вопили и горланили песни (каждый — свою). Буш сам не заметил, как глотнул «Тушкана» — и в тот же момент был пьян, как сапожник.
А через час весь барак сковало холодное оцепенение. Прундель вывалился в черный проем двери и исчез в ночи. На полу и на нарах, в причудливых позах застыли бражники; кое-кто оглушительно храпел. Только одинокий силуэт маячил в дальнем углу; человек этот полустоял, опершись на стену, и в руке его каким-то чудом держалась бутылка. Он гнусавил, запинаясь, разудалую песню:
…Он поймал того малька,
Дал под зад ему пинка…
Скоро в бараке воцарилась тьма и тишь. Буш лежал на нарах, уставившись в потолок. Он понимал, что не спит, но ледяной ужас уже оцепенил его; и в этом состоянии смутно различалось что-то знакомое.
Рядом послышались голоса, а затем показались четверо в белом. Они окружили его постель, и кто-то из них произнес:
— Он все равно не понимает ни слова из того, что ты говоришь. Он воображает, будто находится совсем в другом месте, может, и в ином времени. Ну разве он не законченный тип кровосмесителя?
Мысль о кровосмешении встрепенула его: он приподнялся — и тут же стены призрачной комнаты, усеянной безжизненными телами, поплыли во все стороны, увеличив ее до неимоверных размеров. Но четверо никуда не делись. Сам потешаясь в душе над разыгравшимся воображением, он спросил:
— Ну и где же, по-вашему, я нахожусь?
— Тсс! — увещевал один из призраков. — Тише, а не то разбудите всю пехоту. У вас — анемия и галлюцинации, разумеется, это как у всех.
— Но ведь окно раскрыто, — запротестовал Буш. — Где же мы, в конце концов?
— В Карфильдской психиатрической больнице. Мы давно наблюдаем за вами, ведь вы — Амниотическое Яйцо.
— Ну вы даете, — буркнул Буш в ответ, снова опустился на подушку — и тут же погрузился в сон.
Наутро он минута в минуту явился в лекционный барак, хотя в голове молоты без устали стучали по наковальням. Вскоре прибыли Хауэс и Стенхоуп — оба в штатском. Курс был окончен. На плацу тусовались разрозненные осколки бывшего Десятого взвода — незнакомые в незнакомой одежде, обмениваясь на прощание сальными словечками.
Оба офицера уселись напротив Буша на скамью.
— Мы не сомневаемся, что вы почтете за честь миссию, которую возлагает на вас правительство. Но перед тем как посвятить вас в ее суть, мы сочли необходимым разъяснить кое-что.
Наша страна, и с нею весь мир, вступила в эпоху великого разброда и хаоса — это вам должно быть известно. Новая теория времени вынула стержень из всего миропорядка. Это касается в основном Запада — Европы и Америки. На Востоке почти все осталось по-прежнему; это и понятно — у них совсем другое восприятие Длительности.
Генерал Перегрин Болт просто обязан был взять страну в железный кулак. Крепкая вожжа необходима еще долгие годы, пока мы не адаптируемся к новым условиям… А поэтому нужно в самом корне пресекать возможные посягательства на здание нового порядка, так старательно нами возводимое.
— Что это за посягательства?
Хауэс (говоривший все время) заметно смешался:
— Ну… Идеи часто оказываются опаснее, чем вооруженный бунт. Вам, как интеллектуалу, это должно быть известно.
— Я уже не интеллектуал.
— Да, простите. Но вы представьте себе: а вдруг появится некая новая идея о сущности времени и жирным крестом перечеркнет общепринятую? Это же мигом отбросит нас в пропасть — туда, откуда мы чудом спаслись несколько месяцев назад!
Буш тут же все понял. Все сказанное могло пролить свет на тайные страхи Режима, а значит, и самую болезнь эпохи… Что-то в лице Хауэса навело его на эту мысль. Офицер откровенен настолько, насколько было возможно. Но он явно запрятал в глубь себя что-то значительное и, видимо, за спиной у Стенхоупа намекал на это Бушу — правда, туманно.
Заговорил Хауэс:
— Видите ли, все дело во времени. Все, чем жив человек, и все созданное им основано на идее, что время направлено, и направлено совершенно определенным образом. Идея эта явно изобретена человеком в те времена, когда истина была загнана в потайной угол нашего подсознания и там тщательно скрыта. Верна она или нет, не нам судить, но она — основа всего миропорядка, а значит, и порядка у нас в стране. А потому (цитирую) «развитие любых зловредных теорий должно пресекать, дабы не вернуться назад к Хаосу».
— Но, как я догадываюсь, зловредные теории все же существуют.
Буш наперед знал ответ и мог бы предугадать фразу Стенхоупа слово в слово.
