Кир Булычев - Последние драконы

В этот момент Алекс увидел Дороти. Она не посмела его окликнуть, чтобы не привлекать к нему и к себе внимания, чтобы не сделать Алексу хуже. Но какая сладкая горечь налила пламенем ее грудь — как дорог и прекрасен был тот молодой изможденный поляк… «Господи, — поняла Дороти, — я же его люблю!»

— Дороти! — услышала она прорезавшийся сквозь туман и шум в ушах голос Алекса. — Дороти, ты жива! О, какое счастье! Какое счастье!

Штурман кинулся к девушке, и она, не сдержавшись, протянула руки к нему и прижалась головой к его груди.

Солдат, который шагал рядом со штурманом, не уловил вовремя этого движения и не успел остановить преступника. Поэтому он с опозданием кинулся расталкивать влюбленных, и даже самые жестокосердые из зрителей были возмущены его действиями. Но, несмотря на это, к солдату пришел на помощь сержант, ведший арестованных, и они вдвоем отшвырнули Дороти в толпу.

— Я тебе покажу, мерзавец! — возопил штурман и кинулся на сержанта. — Ты поднял руку на офицера!

Сержант, угрожающе ругаясь, отступил, Фицпатрик остановил Алекса, и тот пошел рядом с капитаном, оглядываясь на Дороти, а сержант следовал за ним, раздосадованный, но не знающий, как напакостить арестанту.

Помимо сержанта, еще один человек у ворот фактории не одобрил поступка штурмана. Этим человеком был полковник Блекберри.

— Вам это дорого обойдется, штурман! — крикнул он и широкими шагами направился к веранде Большого дома, как бы возглавляя всю процессию, хотя никто его об этом не просил.

Суд проходил в большой гостиной, куда притащили широкий стол из столовой, за ним на стульях сидели судьи. Подсудимые расположились на скамейке напротив судей. За их спинами выстроились солдаты. Несмотря на то что все окна в гостиной были распахнуты, там было жарко и все мучились от того, что приходилось вести суд и быть его жертвами при полном параде. В конце концов, джентльмены судили джентльменов.

Из посторонних лиц в зал были допущены лишь самые важные свидетели: миссис Уиттли, доктор Стренгл и корабельный плотник с «Глории», один из людей полковника Блекберри, который, разумеется, говорил то, что было приказано говорить.

Дороти пыталась подслушать, о чем говорят в комнате, но она была не одна такая умная — несколько десятков человек из челяди и мелких служащих фактории, те же, кто встречал арестованных у ворот, скопились под открытыми окнами, чтобы услышать, что происходит в гостиной. Но уже через несколько минут из дома прибежали два солдата, которые отогнали галерку, и солдаты, проклиная зевак, остались стоять на солнцепеке, чтобы зрители не кинулись к окнам вновь.

Дороти поняла, что ей здесь делать нечего, и пошла ко входу в Большой дом. Там ее и увидел Стюарт.

— Маешься? — спросил он. — Я могу тебя провести за один поцелуй.

— Не сходите с ума, лейтенант, — строго сказала Дороти.

— О, какие чудесные молнии вылетают из твоих глаз, — ответил на это Стюарт. — Выстрели еще раз, и тогда я проведу тебя бесплатно.

С ним невозможно было быть серьезной.

— Хорошо, — согласилась Дороти, улыбаясь, несмотря на всю серьезность момента, — я отдам вам долг в течение года.

Стюарт провел Дороти внутрь дома, и они, миновав анфиладу служебных комнат, остановились в последней комнате перед гостиной. Здесь собрались сливки общества — служащие, офицеры, их жены, которые дружно зашипели при виде Стюарта и Дороти. Ведь служанке, даже служанке миссис Уиттли, быть здесь не дозволено. Но всеобщий баловень Стюарт помахал всем ручкой и провел Дороти к открытому окну, откуда было лучше слышно, что же происходит в судебном зале.

В комнате вновь воцарилась тишина. Из гостиной доносились голоса, и партер им внимал, хотя почти ничего не было слышно. В наилучшем положении были два молодых офицера, которые обосновались под дверью и время от времени передавали остальным самые интересные новости.

— Полковник Блекберри начал! — сообщил один из них. — Он их винит в государственной измене и, может даже, в сговоре с французами… Сам он присутствовал во время боя, хотя не мог в него вмешаться иначе, как со своей шпагой в руках, которую он обагрил кровью пиратов…

Кто-то в комнате засмеялся. Блекберри был известен многим как полный профан в военном деле.

После полковника выступала Регина. Она говорила так, что ее не надо было переводить и усиливать. Ее голос проникал сквозь стены, как сквозь бумагу. Со слезами на глазах миссис Уиттли поведала высокому суду, как ее покинули на произвол судьбы, забыли, не защищали. Как ей удалось, отдав злодеям все свои драгоценности, усыпить их бдительность и бежать в скорлупке, когда ее жизнь висела на волоске… Голос птицы поднимался все выше, словно она была соловьем, который ведет свою ночную песню, не слыша и не видя ничего вокруг.

— О господи! — в слезах воскликнула одна из пышных дам, что подслушивали в приемной.

— Все было не так уж страшно, — не сдержалась Дороти.

— Ах, что вы понимаете! — отмахнулась дама.

Видно, она еще не знала, какую роль в роковых событиях пришлось играть этой девушке.

— Любопытно, — сказал Стюарт, — что такого ценного свидетеля, как мисс Форест, забыли вызвать на суд.

— Почему? — спросила дама.

— Потому что она была в той же лодке и ее смыло за борт волной.

Дамы удивленно закудахтали, не зная, верить ли лейтенанту. Дороти промолчала.

Из-за двери донесся голос доктора Стренгла. Словно подслушав голоса в приемной, он громко произнес:

— Когда мы входили в факторию, я видел Дороти Форест, горничную миссис Уиттли. Нельзя ли пригласить ее для дачи показаний?

— Я протестую! — закричал Блекберри. — Я заявляю, что сразу после окончания этого суда я буду требовать от местных британских властей ареста этой ведьмы и бирманской шпионки.

Незнакомый голос спросил:

— Именно поэтому вы возражаете против приглашения ее в суд?

— Это капитан «Дредноута» коммодор Стоун, — пояснил Стюарт.

— Я убежден, — повысив голос, твердо ответил Блекберри, — что для суда она бесполезна. Она не может дать никаких показаний по предмету, в котором не смыслит.

— Эх, Дороти, — негромко заметил Стюарт. — За твою голову я и трех пенсов не дам.

К сожалению, Дороти понимала, что Стюарт прав. Ненависть, которую испытывал к ней полковник, была безмерна. Она находилась за пределами разумного. Это была, как говорится, ненависть с первого взгляда. В свое время, еще на «Глории», Регина уверяла, похохатывая, что Блекберри тайно влюблен в Дороти, но не рассчитывает на взаимность и потому мстит… Теперь Дороти пожалела даже, что не удержалась и кинулась к Алексу — соглядатаи полковника донесли ему об этом, и он будет мстить и штурману.