– «Никогда не интересовался, умеют ли фотоны думать…» – прошептал Мартин. – Это сказал ключник, когда я шел сюда! Ирина, так ведь ключники намекают о том, что случится с тобой в новом мире!
Улыбка на лице Ирины появилась не сразу.
– Мартин, милый, ты только сейчас это понял? Может быть, ты даже не понимаешь, зачем ключники заставляют людей рассказывать истории?
– Я не пойду в храм, – сказал Мартин. – Не дождутся… Подожди, а что ты сказала насчет историй?
– Мартин, если ты не пойдешь в храм, то именно это станет причиной апокалипсиса шеали. У нас нет свободы воли, понимаешь?
Маленькая ладошка коснулась руки Мартина. Он посмотрел на девочку шеали, вздохнул. Сказал:
– Пойдем к свету, я не вижу, что она говорит…
У ближайшего факела они снова остановились. Девочка спросила:
«Вы спорите? Что-то случилось? Вы не хотите идти?»
Мартин посмотрел на Ирину – и ответил:
«Мы спорим. Женщина считает, что мы станем причиной больших потрясений в жизни шеали».
«Каких потрясений?»
«Из-за нас взрослые шеали могут вновь обрести разум. Скажи, известно ли тебе, что произошло на Шеали после прилета ключников?»
«Было большое потрясение. Взрослые обрели разум. Потом все стало как прежде».
– Если даже шок от прилета ключников помог ненадолго – так что можем сделать мы? – спросил Ирину Мартин. Пожал плечами. – Не понимаю, на что они рассчитывают…
– Мы поймем, но слишком поздно.
Мартин вздохнул. Ну что за упрямая девчонка! Он снова повернулся к девочке:
«Скажи, хорошо или плохо будет, если взрослые шеали снова станут разумными?»
Девочка задрожала.
«Ответь!» – велел Мартин, непроизвольно вкладывая в жесты требование повиноваться.
«Я не знаю! Я не думала о таком! Это слишком трудно!»
«Ты сама хотела бы остаться разумной? Навсегда?»
– Мартин, перестань орать на ребенка! – крикнула Ирина.
«Ты – моя стая. Как ты скажешь, так и будет правильно», – ответила девочка.
«Шеали – твоя стая! Это твой мир! Я лишь чужак, пришедший издалека и ненадолго. Скажи, девочка!»
«Я не знаю…»
Ирина обняла Мартина, оттаскивая от девочки:
– Перестань! Она же ребенок! Как она может решить за весь мир? И какую ценность имеет ее решение?
– А какую ценность имеет наше решение? – спросил Мартин. – Кому еще решать… кроме детей этого мира…
Но все-таки он повернулся к девочке и сказал:
«Прости. Я волнуюсь, я не знаю, как поступить. Я не хочу принести беду в твой мир».
«Я простила, ты моя стая, – ответила девочка. – А ты можешь выбирать?»
«Нет. Я даже не знаю, что случится и почему. Я лишь предполагаю».
«Тогда почему ты волнуешься о пустом?»
«Потому что я разумен…» – ответил Мартин.
Девочка постояла, потом ее крылья взмыли вверх – и Мартин прочел:
«Тогда я не хотела бы всегда оставаться разумной. Это страшно. Взрослые правы, разум – зло. Он нужен лишь в самом начале жизни, чтобы приспособиться к миру».
– Поздравляю, Мартин, – прошептала Ира. – Ты только что убедил ребенка, что думать – это плохо.
Мимо них прошла маленькая группа шеали. Четверо взрослых. Все – со спокойными, лишенными любопытства взглядами.
Мартин закрыл глаза и прислонился к каменной стене. Где-то в глубине храма пульсировал звук – низкий, на самом пороге слышимости, но почему-то приятный… Будто мурлыканье огромной довольной кошки…
«Идемте, девочки», – сказал Мартин.
Это было похоже на кратер вулкана.
Спиральная дорога влилась в каменное кольцо, в центре которого зиял широкий колодец. Столб света и тепла поднимался из колодца к небу – и, подойдя к неогороженному краю, Мартин с содроганием увидел внизу клубящуюся огненную завесу. Камень под ногами был горячим, растрескавшимся.
– Черный ход в ад… – прошептала Ирина у его плеча.
Ободок колодца не пустовал. Спиной к провалу стояли шеали – со странно расцвеченными черным и красным перьями. Присмотревшись, Мартин понял, что стоящие шеали слепы – их глаза были то ли выколоты, то ли выжжены давным-давно.
– Это священники храма, – пояснила Ира. – Понимаешь? Я сюда еще не поднималась, но кое-что узнала…
– А эти… – Мартин не закончил, лишь кивнул на несколько пар, бредущих вкруг колодца. В каждой паре был взрослый шеали и птенец.
– Это те птенцы, которые достаточно созрели для потери разума. Их провожают во взрослую жизнь родители или старшие друзья…
Девочка повернулась к Мартину, развела крылья:
«Это последний обряд. Пойдемте, я стану переводить, пока смогу. Ты все поймешь».
Вслед за девочкой Мартин и Ирина двинулись по кольцу. Первый священник на миг запнулся, прежде чем его крылья начали чертить слова на шеали-жестовом. Наверное, в шагах Мартина и Ирины слепец уловил поступь Чужих. Но девочка что-то громко требовательно пропела – и крылья священника взметнулись в воздух.
«Рожденные невинными… отринувшие предопределение… поднявшиеся к небу… познавшие ход времен… разделившие слова и дела… заглянувшие в завтра… увидевшие законы…»
Крылья девочки двигались так стремительно, что Мартин едва успевал читать ее слова. Казалось, на самом деле девочка не успевает переводить все, будто жесты священника несли в себе не просто буквы или иероглифы, а целые смысловые блоки…
Второй священник вскинул крылья уже без колебаний:
«Познавшие добро и зло… утратившие покой… стремящиеся познать непознаваемое… изменившие землю и воду… разделившие жизнь и смерть… не ставшие счастливыми…»
– Что-то подобное я читал и у нас… – пробормотал Мартин – просто чтобы прогнать наваждение.
Ирина тихо ответила:
– К чему-то подобному приходит любой разум.
«Тысячелетия боли и крови… поиски и поражения… в погоне за бытием… смысл смысла… в страхе и печали… слабые крылья бури… узнавая жизнь – познаешь смерть…»
Внезапно, с каким-то неожиданным холодным равнодушием, Мартин подумал, что Адам и Ева, вкусив от Древа Познания, вовсе не стали смертными. Они лишь поняли, что смертны. Поняли – поскольку именно в тот миг обрели разум. Променяли вечное райское бездумье на быстротечные муки разума.
Кто сказал, что плоды Древа Познания сладки? Дьявол? Что ж, он известный обманщик. Сок райского яблочка был горьким, как хина, и режущим, будто толченое стекло. Но когда он касается губ, ты уже не в силах отбросить запретный плод. Ты плачешь, будто зверь, лизнувший окровавленное лезвие. Плачешь, захлебываясь собственной кровью, – и продолжаешь лизать смертоносный клинок…
Точно так же осознает свою смертность любое существо, вкусившее горький плод познания. Осознает – и остается жить с этим знанием, не в силах дотянуться до сладкого плода Древа Жизни. У тебя всегда есть выбор – отказаться от жизни, но у тебя нет выбора – отказаться ли от разума. Ты можешь глушить его алкоголем или наркотиками, сходить с ума или добиваться нирваны. Но только шеали нашли окончательный выход. Только шеали сумели вытошнить непрошеный дар, выплюнуть его под ноги жестоким богам.
