Затем, под шепчущий аккомпанемент искаженного английского, он погрузился в благословенные объятия глубокого сна.
Последовало чередование сна и пробуждения, с невероятной болью и жуткой тошнотворной слабостью. Слышались голоса, бормочущие, неясные, неразборчивые слова, которые казались, до странности, знакомыми.
И вот, однажды летним утром, он полностью пришел в сознание. Птицы щебетали; где-то в отдалении смеялись дети. Наконец, с ясным сознанием, он лежал на роскошном диване, не зная, куда он попал, кто он такой. Потому что ничего из того, что Коннор видел, не могло подсказать ему — ни где он, ни кто он такой.
Первым, что привлекло его внимание, была его правая рука. Покрытая тонкой, как бумага, кожей, невероятно костлявая, она лежала, словно рука смерти, на розовом покрывале. Кожа была настолько прозрачной, что цвет покрывала, казалось, просвечивал сквозь нее. Коннор не мог поднять руку. Только дрожь ужасных пальцев подтвердила, что рука слушается приказаний тела.
Сама комната была совершенно незнакома в своей почти величественной простоте интерьера. Здесь не было ни картин, ни украшений. Только несколько стульев из металла, похожего на алюминий, блестящий серебристый стол, на котором лежало несколько старых потрепанных альбомов, массивный сервант, напротив стены канделябр, прикрепленный цепью к потолку.
Коннор попытался позвать кого-нибудь. Из горла вырвался хриплый кашель.
Ответ был удивительно быстрым. Мягкий голос спросил:
— Ктты? — в самое ухо, и он с трудом повернул голову, чтобы встретиться глазами с девушкой с волосами цвета бронзы, сидящей рядом с ним. Она мягко улыбнулась.
Она была одета в странные бесформенные штаны, доходящие до лодыжек и ярко зеленую рубашку, с закатанными рукавами. Ее костюм был похож на одежду мужчин, принесших его сюда.
— Ктты? — мягко повторила она.
Он понял.
— О! Я… гм… Томас Коннор, конечно.
— Откда?
— Из Сент Луиса.
— Селуи? Эт' длеко.
Далеко? Где же он был? Внезапно часть памяти вернулась к нему. Приговор, Рут, этот катастрофический эпизод с электрическим стулом. Рут! Желтоволосая девушка, которую он когда-то любил, и которая стала его женой
— девушка, которая холодно предала его, и он убил человека, которого она любила.
Смутные воспоминания начали возвращаться и он вспомнил, как обнаружил ее в объятиях другого, в самом разгаре их медового месяца; и его горькое чувство, что человек, которого он называл своим другом, похитил у него Рут. Ярость охватила его, словно пламя, и ослепила, и когда скорая битва была закончена, мужчина лежал, скорчившись на зеленой подстилке террасы, со сломанной шеей.
За это его казнили на электрическом стуле. Он был привязан к этому креслу!
Затем… затем ниша на холме. Но как… как? Неужели произошло какое-то чудо и он пережил сжигающее напряжение? Должно быть так, и ему следует расплачиваться!
Он отчаянно пытался подняться.
— Я должен уйти отсюда! — пробормотал он. — Выйти, я должен выйти! — Новая мысль. — Нет! Я ведь официально мертв. Они не могут тронуть меня сейчас; в этой стране нет повторной кары. Я в безопасности!
В соседней комнате зазвучали голоса.
— З Селуи, — сказал мужской голос. — Давно так.
— Ну, — сказал другой. — Н дачно жив — счасливц! Бдет богат!
Для него это ничего не значило. Он с огромным усилием поднял руку; она блестела на свету, смазанная каким-то маслом. Трещин на коже больше не было и призрак мяса уже покрыл кости. Его тело возвращалось к нему.
Он ощутил сухость в горле. Он сделал глубокий вдох, закончившийся резким кашлем.
— Могу я попросить немного воды? — спросил он девушку.
— Н-н-н! — Она покачала головой. — Н воды. Нмного ликета?
— Ликета? — Должно быть, напиток, решил он.
Коннор кивнул и выпил чашку густой жидкости, которую девушка поднесла к его губам.
Он улыбнулся, поблагодарив, и она снова села рядом с ним. Он удивлялся — куда его занесло, что за странное место — с экзотической одеждой и странным испорченным английским.
Его глаза остановились изучающе на своей сиделке; даже если она была какой-то иностранкой, то она была невероятно красива — с бронзовыми волосами, сверкающими поверх изумрудного костюма.
— Мжно гворить, — сказала она в конце-концов, словно давая разрешение.
Он не стал раздумывать.
— Как вас зовут?
— Й Эвани Сейр. Эвани, Влшебница.
— Эвани, Волшебница! — повторил он. — Очаровательное имя… Эвани. А почему Волшебница? Вы предсказываете судьбу?
Вопрос озадачил ее.
— Н'пнятно, — пробормотала она.
— Я имею в виду, чем вы занимаетесь?
— Влшебством. — И увидев его изумленный взгляд она сказала. — Дать силу — сделать хорошо.
Она коснулась его высохшей руки.
— Но ведь это медицина, наука. Не волшебство.
— Ну. Наука — влшебство. Се едино. Мойц отец, Ивэн Сейр, Колдун, обчил меня. — На ее лицо легла тень печали. — Н сейчас мерт.
И затем внезапно.
— Где твои деньги? — спросила она.
Он удивился.
— В Сент Луисе, в банке.
— О! — воскликнула она. — Н-н-н! Селуи! Н'безопасно!
— Почему нет? — спросил он. — Неужели началась новая волна ограблений банков?
Девушка выглядела удивленной.
— Н'безопасно, — повторила она. — Урбс — лучче. Давно уже, Урбс — лучче.
Она замолчала.
— Когдат спал?
— Прошлой ночью?
— Н-н-н. Длинный сон.
Длинный сон! Воспоминание ударило с невероятной силой. Его последние мысли перед ужасным пробуждением были о сентябре — а сейчас середина лета! Ужас охватил его. Как долго… как долго он лежал в своей… могиле? Недели? Нет, по меньшей мере, месяцы.
Он пожал плечами и девушка мягко спросила:
— Когда?
Его охватило изумление.
— В каком году? Конечно, в 1938-м.
Она внезапно вскочила.
— Н-н-н 1938. Счас только восемьсот сорок шестой год!
Затем она ушла и после возвращения запретила ему говорить. День прошел. Коннор заснул, и следующий день родился и прошел. Но Эвани Сейр снова запрещала ему говорить и череда дней застала его задумчивым и несколько обескураженным. Мало-помалу ее странный английский стал совершенно понятен ему.
Пока он лежал, обдумывая ситуацию, размышляя о своем чудесном спасении, чуде, которое вызвало какую-то помеху в генераторах Миссури. К нему возвращалась сила. Настал день, когда Эвани снова позволила ему говорить, пока он смотрел, как она готовит еду.
— Т глден, Том? Й скро сгвлю.
Он понял, она говорит: «Ты голоден, Том? Я скоро сготовлю».
Он ответил ей небрежным «да» и смотрел, как она вертится у чудо-печки, которая готовила еду, не давая ей пригореть.
