Приор уже сама опустилась в кресло напротив, расставив на столе чашки и блюдца с пирожными и круассанами. Она небрежно отмахнулась от подколок Анвара.
– Давай завтракай, мужчина. И рассказывай, что у тебя на этот раз стряслось.
Сотников не заставил себя долго уговаривать, он так и не успел выпить чаю дома и вполне успел проголодаться, пока ехал в метро, поэтому набросился на угощение, быстро пересказав позавчерашние события между глотками чая. Рассказал о приглашении к руководству, о туманных намеках, о встрече с информатором, закончившейся не менее туманно. Упомянул и телефонный разговор с неким очень бархатным человеком.
– И что же думаешь? – Светлана отпила глоток чая. – Почему бы тебе не последовать совету нескольких совершенно разных людей и не отказаться от расследования этого дела? Если рассуждать здраво, то, с одной стороны, тебе обещают разнообразные блага, причем для их получения не придется нарушать закон или поступаться совестью. Что же в противоположном случае? Удовлетворение от раскрытого дела?
– Если рассуждать здраво, то я должен был не обращать никакого внимания, что тот жлоб настойчиво предлагает выйти тебе за него замуж, не стесняясь в средствах для нажима. И все было бы хорошо – ты стала бы матерью троих-четверых детей, растолстела бы и ходила в засаленном халате. Но я сломал ему челюсть, и теперь ты выглядишь и живешь несколько иначе…
– Ага. Значит, и в этом случае у тебя высокие идеалы?
– Светка, прекрати. Не идеалы никакие… Просто я чувствую, что нужно вести себя правильно. А правильно – это найти этих гастролеров и сохранить жизни тем, кого они еще не успели достать. Вот, смотри, – Сотников бросил на стол фотоснимки из дела, те самые, что ему показывали, когда вручали это расследование, которое на самом деле расследовать не нужно.
Светлана взяла верхний снимок в руки, долго и внимательно разглядывала, потом положила перед собой. Взяла следующий, так же пристально рассмотрела, положила рядом. Все восемнадцать снимков она разложила на две стопки, в одной лежали всего пять, в другой – остальные. Все это она проделала в полном молчании. Молчал и Сотников, зная по опыту, что сейчас его подруга не просто разглядывает мертвые лица на фотографиях, а делает что-то гораздо более глубокое, чему просто нет названия и что невозможно объяснить с точки зрения житейской логики. Прерывать ее во время подобного процесса не стоило – можно было запросто потерять весь результат.
– Этих я не знаю, – Светлана отодвинула к Анвару большую стопку, – а с этими знакома.
– Как знакома? – опешил следователь. – Откуда? Ты уверена?
Светлана посмотрела ему прямо в глаза, и Сотников вздрогнул, увидев глубокую черноту и скорбь в ее взгляде.
– Я же не просто гадаю на картах. Всю жизнь я ищу людей, обладающих сходным со мной даром. Иногда даже подхожу к ним на улице, рассказываю о даре, пытаюсь убедить, что его надо развивать и сохранять. Многие смеются, кто-то пытается мошенничать, сознавая возможность получать материальную выгоду. Я создала несколько групп молодых людей, у которых смогла разглядеть ауру, пыталась научить их пользоваться своими способностями.
– Погоди, Свет, какими способностями? – Сотников потерял нить разговора от такого резкого изменения темы.
– Налей еще чаю. Рассказ будет долгим. – Светлана нажала кнопку селектора и предупредила своего секретаря, что ее ни для кого нет, а визиты следует перенести на еще более поздний срок.
– Ты меня заинтриговала. – Сотников разлил по чашкам свежий чай и приготовился слушать.
Светлана встала из кресла, подошла к окну, долго смотрела сквозь полупрозрачную штору на толпу, заполнившую улицу, потом начала говорить.
– Жизнь людей в последние годы стремительно меняется. Цивилизация – это, конечно, благо, но заметное только в далекой перспективе. Америка сейчас богатая и преуспевающая страна, но что об этом думают коренные жители континента?
– Зарабатывают огромные деньги на казино, – не удержался Сотников.
– Жалкая часть от былого количества! И не перебивай меня. – Светлана замолчала, пытаясь ухватить ускользающую мысль. – Да, ты прав, зарабатывают те, кто сумел приспособиться, измениться, воспринять новое не как враждебную субстанцию, а как шанс, одолжение. Те, кто не проявил гибкости, погибли. То же самое происходит и вокруг нас. Везде и всегда, ежеминутно людям требуется гибкость и адаптивность. Причем все чаще и чаще. Тот, кто не справляется, остается позади. Такие не нужны цивилизации, и безжалостные законы эволюции вступают в силу. Выживают лишь деятельные, активные, для которых каждое изменение – благо. Но возможности человека как биологического вида не безграничны, понимаешь? Например, каждый может научиться задерживать дыхание под водой. Представь, что от этого умения зависит наше благосостояние или даже сама жизнь. Кто-то не способен задержать дыхание надолго, он может лишь только обеспечить себе минимальную возможность для существования. Кто-то наоборот научился не дышать долго, нырять глубоко. У него, конечно же, все будет в порядке, такой человек достигнет всего в жизни, в мире, где его способности имеют принципиальное значение. Но даже для него есть предел, перешагнуть который он не в состоянии. Как бы человек ни тренировался, он не сможет научиться обходиться без воздуха хотя бы четверть часа. Устройство нашего организма не позволит ему. А вот дельфин легко не дышит дольше и ныряет гораздо глубже. Почему? Да потому что его биологические возможности это позволяют. Для человека остается один выход – эволюционировать, изменять свой организм.
– Но тогда это уже не будет человек? – не удержался Сотников, снова прервав монолог подруги.
– А это уже философский вопрос, меня, да и любого здравомыслящего человека он не интересует. Особенно если те, кто называет себя людьми, не выживут. Так вот, в нашем мире происходит нечто подобное. Пока что это могут заметить только психологи и подобные мне экстрасенсы. Первые – в своей профессиональной деятельности по реакциям детей, вторые – в силу своей способности видеть ауру. Некоторое время назад появились дети, которые были гораздо умнее своих родителей, намного более активны, часто не признавали правил и уложений, по которым течет жизнь в любом обществе. Разумеется, их назвали «трудными» детьми, с ними работали воспитатели, а в тяжелых случаях применялись и более серьезные методы, ты, как следователь, должен понимать, какие именно. Пока что давление общества сильнее, таких детей ломают довольно успешно…
– Не понимаю. В чем проблема-то? Обычные подростки-хулиганы, на самом деле – жертвы плохого воспитания.
