— Я пробовал курить около года назад, — сказал Ньютон. — Мне стало очень плохо.
— Да? — Брайс вытащил сигарету из пачки. — Может быть, мне тогда лучше не курить?
— Пожалуй. — Ньютон взглянул на него. — Как вы думаете, будет война?
Брайс, раздумывая, подержал сигарету в руке, затем зашвырнул её в озеро. Она поплыла.
— А разве сейчас не идут войны? Три… или четыре?
— Три. Но я имею в виду войну с серьёзным оружием. Водородное оружие есть у девяти стран, как минимум двенадцать обладают бактериологическим. Думаете, его пустят в ход?
Брайс сделал большой глоток джина.
— Возможно. Наверняка. Не знаю, почему этого до сих пор не произошло. Я не знаю, почему мы до сих пор не перепились до смерти. Или не залюбили друг друга до смерти. — Корабль стоял напротив них на другой стороне озера, но его не было видно из-за деревьев. Брайс махнул рукой со стаканом в его сторону и спросил: — Это будет оружие? И если да, то для кого оно?
— Нет, это не оружие. Правда нет. — Ньютон, похоже, был пьян. — Я не скажу вам, что это такое. Как скоро?
— Как скоро — что? — Брайс тоже чувствовал себя навеселе. Это был прекрасный день, чтобы напиться. Давно уже с ним этого не случалось.
— Начнётся большая война. Которая разрушит всё.
— Почему бы и не разрушить всё? — Брайс залпом осушил свой стакан и потянулся к корзинке за бутылкой. — Может быть, это самое всё как раз и следует разрушить. — Доставая бутылку, он взглянул на Ньютона, но не мог разглядеть его лица, поскольку солнце стояло прямо за ним. — Вы случайно не с Марса?
— Нет. Через десять лет? Меня учили, что у нас будет по меньшей мере десять лет.
— Где учат таким вещам? — Брайс налил себе полный стакан. — Я бы сказал — пять лет.
— Этого не хватит.
— Не хватит для чего? — Джин уже не был так плох на вкус, даже несмотря на то, что согрелся в стакане.
— Этого не хватит. — Ньютон грустно посмотрел на него. — Но, возможно, вы ошибаетесь.
— Ладно, три года. Вы с Венеры? С Юпитера? Из Филадельфии?
— Нет. — Он пожал плечами. — Меня зовут Румпельштильцхен[34].
— Какой ещё Румпельштильцхен?
Ньютон наклонился, чтобы взять у Брайса бутылку, и налил себе ещё джина.
— Как вы думаете, может быть, она вообще не начнётся?
— Может быть. Что может её предотвратить, Румпельштильцхен? Высшие человеческие инстинкты? Эльфы обитают в пещерах… Значит, вы живёте в пещере, когда не летаете на соседние планеты?
— В пещерах живут тролли. А эльфы живут повсюду. Эльфы обладают силой приспосабливаться к чрезвычайно тяжёлым внешним условиям. Таким, как эти. — Ньютон махнул дрожащей рукой в направлении озера, расплескав джин себе на рубашку. — Я эльф, доктор Брайс, и я всегда и везде один. Совсем один. — Он уставился на воду.
Большая стая уток опустилась на озеро примерно в полумиле от них, — наверное, усталые путешественницы на пути к далекому югу. Они качались на поверхности воды как воздушные шарики, дрейфуя, словно были неспособны двигаться сами.
— Если вы прилетели с Марса, конечно, вы будете одиноки, — сказал Брайс, глядя на уток. Если бы он прилетел с Марса, он был бы словно одинокая утка на озере — усталая перелётная птица.
— Это не обязательно.
— Что не обязательно?
— Быть с Марса. Думаю, вы достаточно часто чувствовали себя одиноким, доктор Брайс. Чувствовали себя чужаком. Вы случайно не с Марса?
— Вроде бы нет.
— Из Филадельфии?
Брайс рассмеялся:
— Портсмут, Огайо. Это дальше отсюда, чем Марс.
Без какой-либо видимой причины утки на озере испуганно закрякали. Внезапно они снялись с озера, поначалу беспорядочно, но затем выстраиваясь в нечто слабо напоминающее клин. Брайс смотрел, как они исчезают за горами, всё ещё набирая высоту. Словно в тумане он думал о перелётных птицах, о мигрирующих насекомых и маленьких пушистых зверьках, спешащих по старым-престарым тропинкам к своим древним домам и новым смертям. И вдруг стая уток напомнила ему ракетную эскадрилью, которую он видел на обложке журнала несколько лет назад. Тут Брайс опять подумал о том, что помогает своему странному собеседнику строить этот гладкий, так похожий на ракету корабль, предназначенный то ли для освоения космоса, то ли для экспериментов, то ли для фотосъёмки, то ли для чего-то ещё, — но почему-то сейчас, пьяный и беспечный под полуденным солнцем, он не верил в это, не верил ни на грош.
Ньютон поднялся, покачиваясь, и сказал:
— Мы можем пойти к дому. Если хотите, я прикажу Бриннару отвезти вас домой.
— Да, пожалуй. — Брайс поднялся, отряхнув листья с одежды, и допил свой джин. — Я слишком пьян и слишком стар, чтобы идти пешком.
Они шли молча, немного пошатываясь. Но когда они подошли к дому, Ньютон сказал:
— Я надеюсь, мир продлится ещё десять лет.
— Зачем десять? — спросил Брайс. — Если мир продлится так долго, оружие станет ещё мощнее. И тогда они разнесут всё. Всё вокруг. Может быть, это сделают даже литовцы. Или филадельфийцы.
Ньютон как-то странно посмотрел на него, и Брайсу на мгновение стало не по себе.
— Если у нас будет десять лет, — сказал Ньютон, — может быть, войны не будет вообще. Может быть, она просто не сможет начаться.
— И что же её предотвратит? Человеческая добродетель? Второе пришествие? — Почему-то Брайс не мог смотреть Ньютону в глаза.
Ньютон впервые рассмеялся, тихим и приятным смехом.
— Может быть, это и вправду будет второе пришествие. Может быть, это будет сам Иисус Христос. Через десять лет.
— Если он придёт, — сказал Брайс, — пусть будет осторожнее.
— Думаю, он вспомнит, что случилось с ним в прошлый раз, — ответил Ньютон.
Из дома им навстречу вышел Бриннар. Брайс почувствовал облегчение: его уже начинало мутить на солнце.
Брайс попросил Бриннара отвезти его прямиком домой, не заезжая в лабораторию. По дороге Бриннар так и сыпал вопросами; Брайс отвечал уклончиво. Когда он оказался дома, было уже пять часов. Он зашёл на кухню, где, как всегда, царил совершеннейший бардак. На стене висела репродукция «Падения Икара», привезенная из Айовы, а в раковине громоздились тарелки, оставшиеся после завтрака. Брайс достал холодную куриную ножку из холодильника в стене, и, жуя на ходу, устало поплёлся к кровати, где быстро провалился в сон, положив наполовину обглоданную ножку на прикроватный столик. Ему приснилось множество снов, все они были невнятны, а во многих их них присутствовали перелётные птицы, беспорядочно летящие в холодном синем небе…
Брайс проснулся совершенно бодрым в четыре часа утра. Было темно, во рту поселился гадкий вкус, голова раскалывалась, а шея вспотела под плотным шерстяным воротником. От ходьбы у него отекли ноги, и ужасно хотелось пить. Сидя на краю кровати, он несколько минут смотрел на светящийся циферблат часов, а затем осторожно включил ночник, зажмурив глаза, прежде чем нажать на кнопку. Потом он встал, прошёл, часто моргая, по коридору в ванную и пустил холодную воду в раковину. Пока она наполнялась, он выпил два стакана воды из стаканчика для зубных щёток. Закрыв кран, Брайс зажёг свет и начал расстёгивать душную клетчатую рубашку. Увидев в зеркале кусочек бледной кожи под полукруглым вырезом майки, он отвёл взгляд. Опустив руки в воду, он подержал их там, чтобы холод усилил движение крови в запястьях. Потом набрал воды в ладони и поплескал на лицо и шею. В конце концов он хорошенько растёрся грубым полотенцем и почистил зубы, избавляясь от мерзкого вкуса во рту. Причесав волосы, Брайс пошёл в спальню за свежей рубашкой — на этот раз он взял голубую сорочку, но без оборок спереди, как носили большинство мужчин.
