– Стас, подойди сюда.
– Секретаря в машине держишь?
– Не таскать же за собой. Я, Кирюш, никому не доверяю. Так спокойнее.
Моложавый розовощекий секретарь явился на корт в костюме и при галстуке, несмотря на жару, без видимых потовыделений.
– Слушаю, Владимир Антонович.
– Стас, посмотри, во вторник у меня окно есть?
– Во вторник у вас в девять тридцать самолет.
– Да, да… совсем забыл. Улетаю в Сочи. А в понедельник?
– До двадцати трех тридцати все забито.
– Хорошо, запиши на двадцать три сорок банкира Бородина.
– Не поздно?
– Ему?
– Вам.
Владимир Антонович усмехнулся:
– Лучше поздно, чем никогда. Иди, я скоро.
Еще десять минут братья общались в душе. Говорили о личном – проблемы потенции, дети, племянники. К машинам возвращались в обнимку.
Возле сенаторского лимузина Кирилл Антонович спросил:
– Когда вернешься?
– В конце той недели.
– Увидимся?
– Будет тема?
– В воскресенье с Гурамом обедаю.
– Ох, не люблю я богатых бандитов. Но деньги, как говорится, не пахнут.
– Верное наблюдение.
– Хорошо, поступит предложение – рассмотрим.
Кирилл Антонович дождался, пока лимузин брата в сопровождении джипа с телохранителями вырулит со стоянки, и уселся в свой «гольф». Немецкая иномарка выглядела скромно, но на дороге никогда не подводила. А скромность и надежность в технике и людях брат сенатора ценил больше всего.
* * *
– Мужики, просыпайтесь. Через час капитан Пташкин появится, а вам еще имена придумывать.
Тарутян и Дружников одновременно открыли глаза и увидели в зеркале на потолке собственное отражение. Огромная тахта, на которой могли уместиться еще пяток желающих, напомнила о вчерашних подвигах.
Сурен стоял на пороге, наблюдая за гостями. Поняв, что пробуждение друзей состоялось, удалился.
– Коля, ты помнишь, что мы здесь вчера творили?
– Н-н-не очень. А ты?
– Я блондинку с ямочками на подбородке запомнил. Сиськи хорошие…
– С-с-колько же их тут было?
– Сначала приехали семь, мы выбрали двоих. Потом ты решил разгуляться. Первых двух оплатил Сурен, остальных мы сами.
– Много де-де-нег истратили?
– Ерунда, тысяч сорок. Зато расслабились по-взрослому.
– Что сказал Сурен? На хрена нам к-к-капитан Пташкин?
– Сам просил паспорта. Не помнишь? Мы же еще до девок фотографироваться ходили.
– Мутно.
– Сменим имена и фамилии, а дальше махнем куда-нибудь.
– Н-н-например?
– Ну хоть в Турцию, или еще куда, где с визами проблем меньше.
– Нормальная мы-мы-мысль. Я тоже блондинку с ямочками вспомнил. Мы что ее, в-в-вдвоем?
– Какая разница, то ли вдвоем, то ли по очереди. Помнишь еще двух хохлушек-близняшек? Совсем молоденькие?
– Помню, хохотали не з-з-закрывая ртов.
– Точно, веселые дивчины. Ты им даже про ген «h» что-то впаривал. Они даже согласились на активизацию.
– Вадим, я про лабораторию л-л-ляпнул?
– Ну и что? Главное, про бабки молчал. Ладно, пошли умываться.
В холле их ждали кофе, зелень и омлет. Сурен уже позавтракал и быстро наводил порядок – собирал разбросанные по полу простыни, пустые бутылки и презервативы.
– Ну вы, ребята, и оторвались. Телки велели передать – всегда к вашим услугам. Вы им приглянулись.
– Приятно слышать, – ухмыльнулся Дружников, перерабатывая зубами зелень с омлетом и почему-то краснея.
– Веришь, Сурен, с такими девочками я в первый раз…
– С проститутками, что ли?
– Ну да… С платными.
– Понравилось?
– Выпить надо много, иначе боязно.
– Привыкнешь. Первый раз и я краснел, как девица.
– А я в-в-вобще думал не смогу. А потом прямо озверел. И эту хочу, и эту тоже.
– Значит, я получил новых хороших клиентов. Вы того, бабки приготовьте. Менту аванс придется выдать.
– Сколько?
– Штуки две-три. И фамилии не забудьте.
– Коль, как назовемся?
– Н-н-незнаю… Сурен, помогай.
– Если хотите тихо жить, нужно что-нибудь простенькое. Что часто встречается. Я бы на твоем месте стал Ивановым.
– Годится.
– Тогда я К-к-карапетяном.
– Запишите на листке. Вот вам конверт. Вложите в него бабки и не запечатывайте.
Пташкин прибыл минута в минуту. Вежливо поздоровался со всеми за руку, присел в кресло. Держался скромно, словно и не страж порядка, а бедный родственник. Выяснив желание заказчиков, некоторое время раздумывал, потом кому-то звонил.
– Ребята, по шесть штук встанет.
Дружников решил поторговаться:
– Мы слышали, по пять можно.
Пташкин потупился:
– По пять – моего интереса нет. Вы поймите, я же не напрямую к начальнику райотдела выхожу. Через майора Разина, он ему свояк. Разин за красивые глазки не нанимался. Вот и получается, по пять штук начальнику, по пятьсот баксов нам. Доступ к первому лицу бабок стоит. Давайте ваши имена, фамилии и фотки.
Тарутян протянул милиционеру конверт:
– Когда с-с– сделаешь?
– Не от меня зависит. По готовности Сурен вам свистнет. Получать лично явитесь – расписаться, заявление, чтоб все по закону…
Сурен кивнул и предложил милиционеру:
– Выпить хочешь?
Пташкин отказался:
– Нельзя, ребята. Я при исполнении.
Забрав три тысячи долларов аванса и так же вежливо пожав присутствующим руки, капитан покинул помещение. Сурен унес со стола грязную посуду, вернувшись, уселся в кресло:
– Поговорим?
– Что ты хочешь узнать? – спросил Дружников.
– Узнать я ничего не хочу. Хочу вам предложить переехать на одну дачку, пока вам документы не приготовят. Тут вам оставаться стремно. Люди ко мне ходят разные, зачем светиться?
– Как скажешь, Суренчик. Мы и так тебе бл-бл-благодарны.
– Вот и славненько. Скоро ко мне заедет друг, он вас и отвезет.
– Платить ему надо?
– Пока никому ничего не давайте. Потом я сам посчитаю и расплачусь, а вы возместите. – И бросил каждому по пакету: – Здесь шмотки. Переоденетесь в них, и из машины не высовывайтесь.
Ровно через полчаса в дверь позвонили. Сурен сначала вышел, огляделся, потом вывел друзей и усадил в машину.
* * *
Арсений раскрыл меню и посмотрел на отца:
– Я бы тебе предложил форель, жаренную в масле, с молодым картофелем, свежие овощи и пару жульенов. Супы тут готовят скверно. Да и на ужин суп как-то не по-русски. Мы же не французы.
Александр Ильич виновато улыбнулся:
– Сынок, выбирай на свой вкус. Ты же знаешь, я не гурман…
– Гурман, папа, для тебя совсем не подходящее слово. Мне кажется, ты вообще не замечаешь, что кладешь в рот.
– Дружок, привычки закладываются с юности… Когда я рос, готовые котлеты по шесть копеек за штуку считались деликатесом. После войны страна едва не голодала, меня родители баловать не имели возможности. А потом начались студенческие столовые с одной и той же подливкой к мясу и рыбе, да неизменный компот с прозрачными вываренными фруктами. Вот я и привык не обращать внимания на продукты, заправился – и хорошо.
