- Нет, дорогой,-повторил я.-Для того чтобы уйти, если человек на это решается, повод всегда найдется. Я за ней не пойду. Ни за что.
- Как знаешь.
- Сигареты есть? Мои кончились.
- Найдутся.
Он положил на стол пачку.
- Что же, выходит, и впрямь разойдетесь? - спросил Ваган.
- Не знаю,- пожал я плечами.- Но то, что за ней не пойду,- это точно. Даже если дойдет до развода.
- Не дело это.
- Дорогой, ты, счастливый человек,- сказал я.- А счастливым людям в таких закавыках не разобраться. Я, например, нисколько не удивился бы, если ты вдруг завтра объявил бы, что разводишься с Арус.
- Типун тебе на язык! - испуганно вскинулся Ваган.
- Да это я так, прости... Пропащий я человек, Ваган, ничего у меня не клеится.- Говорю и чувствую: сейчас заплачу, до того мне стало, жалко себя.
- Не падай духом, Левой,- принялся успокаивать меня сосед.- Все проходит. Помиритесь. Все кончится как нельзя лучше.
- Кончится, говоришь?.. Уже кончилось. Понимаешь? Кончилось...
Я был пьян ужасно.
- Не говори так, Левой. Не говори. Выпей кофе.
- Ты меня не поймешь, потому что ты счастливый человек!..
Я повалился ничком на кровать и заснул.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
По вечерам я читал фантастические романы. Но чаще садился заниматься. И как ни трудно бывало оторваться от Конан Дойля, Бредбери и Уэллса, я тем не менее столь же самозабвенно погружался в теоретические вопросы, сухие формулы и числа.
После ухода Асмик одно обстоятельство доставляло мне, как, вероятно, и любому мужчине, особое неудобство свалившуюся на их голову беду мужчины по-настоящему осознают тогда, когда вспоминают, что .существует еще и желудок, который методично требует своего, не считаясь с тем, дома жена или ушла.
Несколько дней я обходился так называемым швейцарским сыром и сметаной из гастронома напротив.
Потом решил обедать в ресторане. Но это не оправдало себя. Официанты быстро разочаровались во мне, потому что к обеду я заказывал только лимонад лли "Джермук".
К счастью, по путл в научно-исследовательский институт, точнее, на химзавод л обнаружил скромную закусочную, помещавшуюся в подвальчике старенького двухэтажного дома. Внешне она была малопривлекательна. Но закусочную бойко посещали, и в конце недели я тоже решился заглянуть в нее. Неожиданно мне там понравилось, может, потому, что ждал я худшего. Маленький зал оказался очень чистым и уютным.
В первый день я чувствовал себя в закусочной чужим, белой вороной среди людей, лица которых большей частью были мне знакомы,- наверное, с завода.
Моего появления никто, понятно, не отметил. Больше того, меня вообще не замечали. Пышноусый мужчина за стойкой, лицо которого под лампой дневного света казалось средневековым и которого все звали Зулум, Зулум-джан, даже бровью не повел, когда я попрасил всего одну порцию шашлыка и бутылку минеральной воды.
Я сел за стол в углу, у стены. Спустя несколько минут Зулум, протянул мне бутылку минеральной воды, завернутый в лаваш[Лаваш - тонко раскатанный хлеб, выпекаемый в тонире - специальной печи, устроенной в земле. ] шашлык и небрежно нарезанный на тарелке салат из парниковых помидоров и огурцов.
Я растерялся: салата ведь я не просил, не чужой ли дали, не ждет ли его кто-то?
- На, бери, дорогой,- тоненьким голоском произнес пышноусый Зулум.
- Но я салата не заказывал...
Неожиданно Зулум улыбнулся и подмигнул мне, дескать, понимаю, первый раз пожаловал сюда. И сказал:
- Возьми, дорогой. Как же можно без зелени?
Шашлык был вкусный.
Я ел медленно, разглядывая сидящих вокруг людей, которые, наверное, приходят сюда из разных концов города.
По-видимому, это - почитатели Зулума, считающие настоящими и безупречными именно его шашлыки.
Потом мне надоело изучать этот люд. Ничего интересного: едят, курят, расплачиваются и уступают свое место другим.
Есть на свете одна Седа, и это Седе я на следующий же день рассказал об уходе Асмик. Она не поверила, решила, что я шучу.
- И это уже не впервые, - сказал я,- потому никакая не случайность. Асмик стала просто невыносимой...
- Знаешь, Левхш? - прервала меня Седа.- Избавь меня от подробностей ваших семейных неладов.
Действительно, зачем я рассказал это Седе? Зачем? Наверно, оттого, что у каждого человека есть на свете кто-то близкий, кого вспоминаешь, когда тебе особенно трудно. Так разве мне нельзя поделиться с товарищем?..
- Ты уже зрелый мужчина, Левой,- устало проговорила Седа.- Даже опытнее иных, потому что ведь не от всякого мужчины уходит жена.
- Что ты этим хочешь сказать? - рассердился я.
- Только то, что мы не дети. И чужая женщина никогда не может быть другом женатого человека. Понятно? Ты химик, а я обыкновенная лаборантка. И все. Может быть, ты еще попросишь меня сходить за твоей супругой?
- Зачем ты так? - обиделся я.- Я и сам за ней не собираюсь. И уж тем более не только тебя, никого не попрошу о подобной услуге. Наше супружество так должно было кончиться, так оно и кончилось. Прости, что я навязал тебе свои неприятности. А не желаешь, чтобы я считал тебя своим другом, пожалуйста...
Седа, усмехаясь, отошла, и л еще раз убедился, что нет на свете женщины, чьи действия были бы более, или менее логичны. От них только и жди какого-нибудь .выверта. Сегодня тебя бросят без всяких объяснений, завтра обругают за то, что назовешь женщину другом, послезавтра еще чтонибудь... И так всегда.
Я, может, и заказал бы вторую порцию шашлыка, но к моему столику подошли двое, спросили, нельзя ли подсесть.
Я, конечно, позволил, но, допив оставшиеся полстакана минеральной воды, поспешил уйти из подвальчика.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
- Мудрая игра,- сказал дядя в этот вечер.- Единственная игра, которая заставляет человека шевелить мозгами, думать. Ты на футбол ходишь?
- Никогда не был на стадионе,- ответил я.
- Говорят, что и футбол, конечно - дядя умолк, подыскивая нужное слово. Почесал в голове и проговорил: - Но интеллектуальная игра - это шахматы! Обдумывая каждый следующий ход, надо быть стратегом, философом, наконец, художником. А может, кстати, наоборот?.. Может, шахматы приводят в конце концов к тому, что человек становится философом?.. Как ты думаешь?..
- Не знаю,- чистосердечно признался я.
- Четверть века я играю в шахматы сам. с собой. Да, сам с собой. И ни разу не изменил этому своему принципу! - гордо сказал дядя.
- Собираюсь! - огорошил меня дядя.
- Не верю,- сказал я.
- Поверь. Шахматы открыли мне одну великую истину. Дотоле, пока человек в жизни сам себе противник, пока он одинок и вокруг него никого, не понять, выигрывает он или терпит поражение. Понимаешь? Чтобы знать, победитель ты или побежденный, необходимо иметь партнера, товарища в игре. Вот это и есть истина. Но бывает, как видишь, и так, что для осознания этой истины теряешь четверть века из своей такой недолгой жизни.
