- Собираюсь! - огорошил меня дядя.
- Не верю,- сказал я.
- Поверь. Шахматы открыли мне одну великую истину. Дотоле, пока человек в жизни сам себе противник, пока он одинок и вокруг него никого, не понять, выигрывает он или терпит поражение. Понимаешь? Чтобы знать, победитель ты или побежденный, необходимо иметь партнера, товарища в игре. Вот это и есть истина. Но бывает, как видишь, и так, что для осознания этой истины теряешь четверть века из своей такой недолгой жизни.
- Это очень грустно.
- Конечно, грустно. Но не такие уж это пропащие годы. Ты наверняка теперь поверишь, если я скажу, что. отчужденность в конце концов приводит к патологии. Твоя.жена тебя бросила. Это, видимо, такая судьба у всех у нас в роду, но ты смотри, никогда не играй сам с собой в шахматы. Ты слушай меня. Успеешь еще полистать книгу.
Я положил на стол пухлый исторический роман.
- Выясняется, что свою жизнь я прожил для себя. И только одно я могу в результате оставить тебе в наследство - мой жизненный опыт.- Дядя ставшим уже привычным движением сгреб с доски шахматные фигуры. - Бывает и так,сказал он,- не окончив игры, прекращаю ее. А знаешь почему? Потому что вдруг вижу, что сделал намеренно неверный ход, дабы черные потерпели поражение. Так получается в тех случаях, когда, не знаю почему, я думаю, что мое истинное "я" играет белыми.
Дядя умолк. Потом снова установил на доске фигуры.
И опять начал играть сам с собой.
- Но это же самообман? - сказал я.
- Верно. Потому игра и прекращается. И в жизни иногда одинокип ушедший в себя человек тешится самообманом. А опомнится - уже поздно. Разница между жизнью и шахматами в том, что в шахматах можно с легкостью сбросить фигуры с доски, а в жизни ничего не сбросишь.
Я мало что уяснял себе из размышлений дяди. Чувствовал, что он хочет вложить в меня что-то полезное, мудрое.
Но изъяснялся он слишком сложно. Может, это только так казалось, что сложно?..
Я глянул в напряженное, сосредоточенное лицо дяди.
- Ничего не сбросишь, ни в чьей жизни,-: не поднимая головы, сказал он.- Правильно говорю? Ни в чьей!..
- Конечно,- механически ответил я.
- Говоришь, сколько дней, как Асмик ушла? - спросил вдруг дядя.
- Недели две уже будет.
- И что же ты столько времени ничего не говорил?
- Думал, она вернется,- стал оправдываться я.
- А сейчас больше не надеешься?
- Нет!-ответил я.- И жизнь стала какой-то бессмысленной.
- Ты просто не привык еще жить один. Это пройдет. А смысл придает жизни сам человек. Больше никто. Ясно? Посмотри-ка, кто там стучится.
Я с трудом одолел старый замок. Передо мной стояла Джуля.
- Здравствуй, Левой.
Она прошла в комнату, я последовал за ней.
- Поздравь меня, папа! - сказала она, подставляя дяде щеку.
Акоп Терзян поцеловал ее, что-то пробормотал, потом громко спросил: - А с чем?
- Меня перевели на другую работу. Я уже говорила тебе об этом.
- На химический завод? - спросил дядя, и в голосе его мне послышались тревожные нотки.
- Ага! - кивнула Джуля.- Секретарем заводского комитета комсомола.
- Гмм!.. Я же тебе не советовал этого...
- Товарищи сочли, что я обязана согласиться. Убедили, что мое место там.
- Что они еще говорили? - поинтересовался дядя.
- Еще?..-Джуля потянулась к нему.-Поцелуй еще разок, скажу.
Дядя, улыбаясь, покорно выполнил ее требование.
- Ну?..
- Говорили, что это большая организация и работа очень ответственная, что я наберусь опыта, а потом меня продвинут и дальше. Так и сказали. Даже обещали, что это будет скоро... Честное слово.
- Гмм! - снова закашлялся дядя.- Что ты скажешь, Левой?
- Оно, конечно, хорошо! Поздравляю!
- Вместе поработаем! - сказала Джуля. - Все будет хорошо. Асмик вернулась?
- А откуда ты. знаешь, что она ушла? - удивился я.
- На днях ее встретила. Она была какая-то не своя. Помоему, ждала, что ты придешь мириться. Не сердись, Левой, но ты ведешь себя по-свински. Говорю это тебе по-родственному и по-товарищески. Честное слово, нельзя так.
- Спасибо! - сказал я и надел пальто.- Пойду. Уже поздно. Спокойной ночи.
- Когда будешь свободен, заходи. У меня к тебе дело. Благо, теперь не далеко ходить.
- Зайду,- пообещал я.
И, не оглядываясь, спустился по темной лестнице.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Собираясь перейти улицу, я вдруг заметил Симоняна.
Он был еще далеко, и я решил притвориться, что не вижу его. Но тут же услышал:
- Левой!
Пришлось остановиться. Симонян, прибавив шаг, нагнал меня.
- Привет!
- Здравствуйте,- ответил я и, чтобы хоть что-то сказать, спросил: - Как поживаете?
Симонян, не отвечая, сказал: - Ты далеко живешь?
- Далеко.
- Очень?
- Пойдемте пешковд, - предложил я.
- Пошли,- обрадовался он.- Очень люблю ходить пешком.
На удице было безлюдно. Мы шли. мимо парка. Ветви деревьев поникли. Обещали, что зима в этом году и настоящие холода еще впереди, ждать их надо дней через десять - пятнадцать.
Мы долго шагали молча. Я начал злиться. И наконец не выдержал, спросил:
- Зачем вы меня окликнули?
- Люблю общество приятных людей,- ответил он.
- Это я-то приятный человек? С каких пор?
- С первого же дня, как знаю тебя. Я быстро распознаю людей.
Дошли до цирка. У киоска он остановился.
- Подожди, сигарет куплю. Ты какие куришь?
- У меля есть,- сказал, я.
Но он все-таки купил две пачки "Шипки" и одну протянул мне. Я попробовал отказаться, но он заставил взять, вдруг, говорит, пригодятся, ужасно ведь, если у.курящего человека нет ничего про запас и приходится маяться, скажем, целую ночь...
- Ведь уже тюд, как ты работаешь в институте? - спросил он.
- Чуть больше.
- А я уж пятнадцать лет на заводе,- сказал он.
- И столько же лет секретарем парткома?
Симонян засмеялся:
- Первый год я секретарем. А раньше был монтажником. Помню, вернулся с фронта, пришел на завод - пятый цех тогда строили. Тот, что возле котельной. В том цеху я и получил трудовое крещение.
- Вы долго были на войне? - спросил я.
Симонян цочему-то не ответил. И через минуту-другую задумчиво произнес:
- Странный ты какой-то, Левой!..
- Чем?
- Не знаю. Только вижу, чувствую - странный. Чудной малость.
- Это плохо?
- Нет. Сейчас нам таких очень даже недостает. Особенно среди молодежи. В голове у них все больше развлечения и ерунда. Не знаю, может, я ошибаюсь. Но так мне кажется. А может, я чуть от времени поотстал. Не знаю.
- Я тоже не очень вникаю и не знаю, что делается вокруг.
- А должен бы. Но это, наверно, потому, что ты сам себя еще не очень знаешь.
Я не стал возражать.
- У вас в институте там что-то не очень ладится, - переменил он тему разговора.
