- Что будет пить ваш друг?
- Сегодня мы пьем только кофе.
Оратор кончил болтать, музыканты вернулись на эстраду.
Снова выскочил патлатый певец и залаял что-то вроде английского битла.
- Очень мило,-сказал Слейн.-Но ты, кажется, говорил, что это русский ресторан?
Багров вздохнул:
- Он поет задушевную русскую песню в американской обработке, только и всего. Владелец ресторана отдает дань моде.
- У вас сводобно, сеньоры? То есть, извините, господа!
Неряшливый субъект, не ожидая приглашения, плюхнулся на стул и завертел головой, ища официанта. От него повеяло плохим виски и дешевой сигарой. Слейн вопросительно глянул на Багрова, тот пожал плечами.
- Эй, кто-нибудь!-голос субъекта звучал и развязно и просительно в то же время.-Виски, двойной виски без содовой!
По-русски он говорил с сильным латиноамериканским акцентом; добродушное, в общем-то, лицо все время мелко подергивалось, словно у заики в минуты волнения, и казалось то ехидным, то разочарованным, то брезгливым. Изобразив беспечную улыбку, он кивнул кому-то в зале, подмигнул проходившей мимо девице, но сразу посерьезнел, когда официант поставил перед ним виски.
- Ваше здоровье, сеньоры!-человек проглотил напиток и улыбнулся почти натурально.-Приходится иногда подбодрить себя немного, чтобы пришли в порядок нервы. В последнее время у меня много работы...
Багров равнодушно сказал "да-да" и отвернулся. Но отделаться равнодушием не удалось.
- Видите ли, я изучаю социологию.-Собеседник прищурил зеленоватые глаза и состроил серьезную мину, давая этим понять, сколь значительна наука социология.-Да, пишу монографию на тему... на одну весьма острую тему. В предвыборные дни общественность чрезвычайно наглядно иллюстрирует... ну, вы меня понимаете, сеньоры!
Багров понял, что от него не отвязаться. Наверное, он из тех неприятных говорунов, что считают своим святым долгом развлекать окружающих умной беседой, даже и мысли не допуская, что это может кому-то надоесть. Чтобы такое бесплатное приложение к обеду разделить со скучающим Слейном, Багров посоветовал:
- Кажется, для вас трудна русская речь? Мы понимаем по-испански.
- О, благодарю. Я русский по происхождению, но, сами понимаете, окружающая среда... в университете, на симпозиумах и так далее... Редко вырвешься посидеть вот так среди своих. Похоже, вы нездешние, сеньоры?
По-испански социолог болтал еще охотнее, или после виски голос его стал ровнее. Тик на лице тоже уменьшился, и гамму гримас сменило прочное добродушие.
- Все дело в том, сеньоры, что парламентарии должны отталкиваться от запросов масс, но не идти слепо навстречу запросам масс, не правда ли? Все дело в том, что... Эй, еще порцию виски!
Видимо, дело было именно в этом, потому что с новой порцией его лицо стало еще добродушнее, если толькоэто было возможно.
- Как вы считаете, сеньоры, кто ближе к массам: католики-республиканцы или независимые христиане?-вопрошал он, выглядывая из-за стакана.
Слейн охотно поделился мнением:
- Я полагаю, что если независимые отталкиваются от желаний, а католики не идут навстречу желаниям, то все они весьма достойные сеньоры.
- Все-таки я очень устал. Проклятые нервы...
На лицо вернулись судороги, задергались красные, как у кролика-альбиноса, веки. Он стал неожиданно задумчив.
- В последнее время очень мне не везет,- заборта-будь он проклят!-не станем плевать против ветра и ссориться с "Юнайтед фрут". А то они нам быстренько устроят государственный переворот... Ну да, североамериканские фирмы, которых называют друзьями... они грабят страну. А кто ее не грабит? Мы... и я... только маклеры у них... Но моя жизнь и мои деньги! Кто скажет, что маклеру не нужны жизнь и деньги? Пусть делают что хотят, не стану я ссориться с янки...
Из задних рядов выкрикнули:
- Если ты, сволочь, собрался служить янки, так на что тебе парламентское кресло?
Обливаясь потом, Моралес обеими руками уперся в край трибуны. Его телохранители и прихлебатели оторопело замерли. Никто не мог понять, что случилось с лидером и что нужно делать. Не тащить же лидера партии независимых христиан в тайную полицию за "красные" высказывания.
- Если я стану депутатом парламента!.. Я протащу закон... чтобы добиться для оранжевых... для себя... посредничества между "Юнайтед фрут" и теми плантациями, которые янки еще не слопали! О, я сумею подложить свинью наглецу Приетте! Он оттягал у меня почти весь кофейный экспорт! Что будет с моей фирмой, если он пролезет в парламент депутатом от Адигарадо?.. Ах, сеньоры!.. Мне плохо.
Моралес схватился за лысину и зашатался, трибуна повалилась. У дверей ресторана закипал угрожающий гул. Слова лидера через динамики прозвучали на всю улицу и были встречены громкими криками разбухшей толпы. К "Акварио" сбежались шоферы и грузчики из ближайшего автогаража, скотоводы, приехавшие в Адигарадо из окрестных рамчо. Привратника выкинули на тротуар.
- Вы слышали, ребята?!
- Мы и раньше знали!
- Знали, но когда вот так...
- Ах ты, боров!
- Вот они, наши политики!
- Нас продают за крохи с американского стола!
- Бей предателя!!!
Над головой Моралеса пролетела тарелка и разбилась о его изображение на плакате. Лидер присел и втянул голову в жирные плечи.
В зале поднялась суматоха. Метко брошенный булыжник ударил в плечо телохранителя, тот упал, и в общем шуме не слышно было его крика. Визжали женщины, сыпались, звеня, стекла.
Один из телохранителей Моралеса, широкоплечий, хмурый, с тяжелой челюстью и кривым носом, выхватил пистолет, выпустил несколько пуль в потолок и бульдозером пошел сквозь кричащее месиво. За ним, окружив уничтоженного своим выступлением лидера, двинулась поредевшая кучка оранжевых.
На улице, на ступенях входа, оранжевые уперлись в молчаливую стену грузчиков. Мускулистые смуглые парни в грязных майках и рубахах недобро глядели на Моралеса и его свиту, закрывая дорогу к автомобилям. Белоснежный полисмен отбежал на угол квартала и чтото кричал в телефон-автомат.
- Как ты дошел до этого, Френк?-угрюмо спросил кривоносого телохранителя рослый грузчик с красным платком на шее, покачивая в руке увесистый булыжник. - Ведь ты сам из наших, и ты был честным боксером. Как же это ты, Френк, а?
Телохранитель опустил пистолет и шагнул вперед.
- Лучше бы вы пропустили нас, Челли. Сам знаешь, после того как меня изувечили на ринге в прошлом году, я уже ни на что не годен. А эта сволочь,-он кивнул через плечо на оранжевых,- они дают мне три доллара в час...
- Пять долларов, Френк, пять долларов!-прохныкал Моралес, прячась за спины оранжевых.
- Вот видишь, Челли. Где я еще заработаю столько? Ведь у меня четыре малыша, ребята.
