Он не заметил стайку домовят, запускающих рекламного воздушного змея с надписью "Молодое вино Фанкони". Он бодро прошагал мимо придорожных лавочек, в которых торговали комбикормом, маргарином, маковыми треугольниками на меду и прочими радостями жизни. Задержался он только возле киоска, где предлагали витаминизированных леденцовых петушков на палочках: Такие штуки он видел в Центре, но ни разу не пробовал - их приносили из общей зоны и они дорого стоили. Насмотревшись на разноцветные леденцы до колик в животе, деревяшкин решил про себя, что хороший брикет комбикорма всё-таки лучше.
Дорогу переходил полосатый котан - понурый, болезненного вида. Возможно, если бы Буратина знал, что он побывал в терновом кусту, а ночевал на природе, то посочувствовал бы бедолаге. Вместо этого бамбук вспомнил, что пересекающий дорогу кот - плохая примета. Захотелось как-нибудь наказать гада - ну, например, потянуть за хвост. Буратина было и дёрнулся - но его остановила мысль, что сейчас будет драка. Драки он не боялся, дело это любил, однако бой вне вольера грозил вмешательством полиции и мало ли чем ещё. У бамбука же была ясная, определённая цель - школа. Деревяшкин решил проявить благоразумие. Стиснув зубы, он прошёл мимо котана, будто и не было его.
И пошкандыбал дальше, так никогда и не узнав, что совершил свой первый - а вообще-то и единственный в жизни - подлинно свободный выбор.
Именно в этот миг фрагмент тентуры вокруг кота и бамбука застыл в неустойчивом равновесии. Натянулись нити судеб. Конфигурация грядущих событий почти сложилась. Не хватало капли, волоска, последнего штриха, чтобы судьба - и более того, история! - пошла по наиболее вероятному пути.
Не сдержи Буратина свой порыв, через пару минут валялся бы он на дороге с ножом в брюхе. Рядом со своим обидчиком, который всё-таки лишился бы глаза, а также заработал себе парочку иных неприятных травм. Обоих подобрал бы полицейский патруль. Буратина был бы передан своим владельцам, то есть Институту. Там бы его подлечили, а счёт за медуслуги и дисциплинарный рапорт отправили по инстанциям. В тот же день обе бумажки легли бы на стол доктора Коллоди - которому утром на совете отказали в запчастях, а днём заставили оформлять документы практикантам, хотя это и не входило в его обязанности. К тому же один из практикантов его обхамил, причём публично. Взбешённый доктор отреагировал на новую неприятность именно так, как обычно реагируют в таких случаях. То есть истерически: заорал, что снимает с себя всякую ответственность за дурацкую заготовку, и тут же подмахнул соответствующую бумажку. На следующий день, несколько остыв, он попытался бы забрать её назад. Увы, именно в этот момент на втором потоке общего развития не хватало существ - из-за случившегося несколько раньше массового списания. Так что серожопые бюрокрысы, обычно мариновавшие подобные заявы по три-четыре дня, на сей раз сработали практически мгновенно: доктору Коллоди предъявили приказ, подписанный Нефритовым Сокровищем, о переводе на общее девятнадцати существ, среди которых значилось и изделие номер 635787, ещё недавно носившее личное имя "Буратина". Доктор, может быть, и попросил бы Семнадцать Дюймов о небольшой любезности, и непутёвого сына вернул. Но ему гораздо больше хотелось получить дефицитные детали для шарманки, средства на закупку каковых он из Нефритового Сокровища и вытряс, а точнее - вымолил. После этого просить ещё и за какую-то заготовку было бы уже каким-то запредельным нахальством.
Буратина, конечно, горевал. Однако на общем не так уж и скверно: нормальная кормёжка, много доступных самок и простенькие занятия - чтение, письмо, арифметика. На фоне прочих заготовок Бур - такую кликуху ему дали из-за длинного носа и твёрдого члена - казался неглупым малым. При распределении его забрал себе - в качестве прислуги - молодой доцент Ибикус XXVII, по основе маммилярия. У Ибикуса Бур жил не то чтоб вот прям как у Дочки в Лоне, но неплохо: колючий хозяин терпеть не мог мясных, но к бамбуку относился по-доброму. Хотя однажды сломал ему руку: Бур по рассеянности забыл полить спящего доцента и не доложил ему в кадку калийных удобрений. По сравнению с тем, что обыкновенно приходится терпеть кактусячьей прислуге, это были сущие пустяки.
Деревяшкин погиб во время октябрьских событий, на площади у губернаторского дворца. Его глупую деревянную голову размозжил бронзовый мизинец статуи Абракадабра Мимикродонта, свергнутой с постамента революционным электоратом.
У Базиля - да-да, это был он самый - судьба была бы другой, более интересной. Его сволокли бы в полицию, где, помимо первой помощи, он получил дополнительных пиздюлей и не только их. Вышел бы он оттуда на костылях, но с жизненной перспективой. А на соответствующей полочке в полицейском управлении появился очередной бланк с полосками.
Буквально за пару месяцев котан, получивший агентeрный псевдоним "Бози", заработал репутацию толкового осведомителя. Был поощрён морально и материально, получил официальные документы на имя Юозаса Задрищотки и продвинут в провокаторы, в каковом занятии и нашёл своё подлинное призвание. Через пару лет он стал известен как "товарищ Огилви", один из признанных лидеров революционного электората.
По официальной версии, "товарищ Огилви" героически погиб при штурме губернаторского дворца - но были и другие мнения. То есть были бы, случись всё это на самом деле.
Но не склалось. Конфигурация множества судеб, уже почти сложившаяся, распалась. Не случилось ровным счётом ничего из вышеперечисленного - ни великого, ни мелкого, ни общественного, ни личного.
Выпавшая в итоге коту доля оказалась самой незавидной. Где-то через полчаса после несостоявшегося инцидента он неудачно споткнулся посреди улицы - и попал под бричку, влекомую пьяным в зюзю першероном. Хозяин-гамадрил тоже был пьян, но не в зюзю, а, скорее, в дрова. Эти тонкие различия не заинтересовали господ полицейских, которые стрясли с пьянчужки пятьдесят монет за закрытие дела. Мясо кота приобрёл ресторатор, разыскивающий свежую кошатину для заказанного ужина: некий сентбернар собирался с размахом отметить долгожданное дарование ему ордена Пятой Ноги. Так что следующий вечер Базиль встретил прямо посередине праздничного стола - и отлично пошёл под молодое барбареско.
Но всё это случилось потом. А пока ни о чём таком не подозревающий Буратина весело чапал по дороге, крутя башкой и пытаясь свистеть. В конце концов он дошёл до развилки. Одна вела направо, к насыпи. Другая уводила налево, в сторону побережья.
К насыпи надо было свернуть направо. Однако, с левой стороны доносились какие-то интересные звуки. Если бы Буратина знал слово "музыка", он бы, наверное, понял, что это она и есть. А так он просто почувствовал, что от этих звуков ему хочется одновременно плакать и смеяться, прыгать и махать руками.
