— Возьмите с собой молодую леди.
Но маленькие глазки Паттера были очень острыми и лукавыми.
— О, нет. Это — нет, дружище. Я иду на то, что называется «вычисленным риском». С одним я могу на это пойти, с двумя — нет. А если уж я беру одного, то того, кто стоит больше. Ну, теперь вам понятно?
— А что, — сказал Алварден, — если я схвачу вас за шиворот да переломаю вам ноги?
Паттер съежился, но тем не менее овладел собой и рассмеялся.
— Ну, тогда вы попались. Вас все равно хватятся, и будет еще одно убийство… Ладно, приятель, держите свои руки при себе.
— Прошу вас. — Пола тянула Алвардена за руку. — Пусть он делает, как говорит… Вы ведь будете с нами честными, не так ли, мистер Паттер?
Губы Паттера изогнулись.
— Наш большой друг мне руку чуть не сломал. Не надо было ему это делать. Я не люблю, когда меня тащат. За это я возьму еще сто кредитов. Всего двести.
— Мой отец вам заплатит…
— Сотню вперед, — угрюмо повторил тот.
— Но у меня нет с собой ста кредитов, — жалобно проговорила Пола.
— Все в порядке, мисс, — каменным голосом сказал Алварден. — Я позабочусь об этом.
Он открыл бумажник и вытащил несколько банкнот. Он швырнул их Паттеру.
— Убирайтесь!
— Идите с ним, Шварц, — прошептала Пола.
Ничего не сказав и не раздумывая, Шварц повиновался. В этот момент он столь же безропотно отправился бы и в ад.
Они остались одни, молча глядя друг на друга. Пола впервые по-настоящему разглядела Алвардена, и ее удивили его высокий рост, привлекательность, спокойствие и уверенность в себе. До сих пор она воспринимала его как некоего близкого и немотивирующего свои поступки помощника, но теперь… Внезапно она ощутила робость, и все события последних двух часов превратились в ее голове в сплошную путаницу, и сердце ее учащенно забилось.
Они даже не знали имен друг друга.
Она, улыбнувшись, сказала:
— Я — Пола Шент.
Алварден не видел еще ее улыбки и поймал себя на том, что она захватила его. Улыбка была, как сияние, освежившее ее лицо. Она заставила его почувствовать… Но он силой заставил себя думать о другом. Земная девушка!
Поэтому он сказал с меньшей сердечностью, чем намеревался:
— Мое имя — Бел Алварден. — Он протянул ей руку, и на мгновение ее маленькая рука утонула в его крупной ладони.
Она сказала:
— Я должна поблагодарить вас за помощь.
Алварден только отмахнулся.
— Можем ли мы уйти? Я хочу сказать, что теперь, когда наш друг ушел и находится, как я полагаю, в безопасности…
— Я думаю, мы услышали бы страшный шум, если бы его схватили. А вы так не думаете? — Ее глаза умоляюще смотрели на него, ища поддержки, но он не поддался искушению проявить мягкость.
— Мы уходим?
Лицо ее стало более строгим.
— Да, конечно, — холодно сказала она.
В это время до них донесся резкий стон — глаза девушки округлились, а рука ее снова потянулась к руке спутника.
— Что такое? — спросил Алварден.
— Это имперцы.
— Вы их тоже боитесь? — спросил он с чувством превосходства не землянина, а Алвардена, сирианского археолога. Предубеждение ли это было или логически оправданный вопрос, но для него приближение имперских солдат могло во всяком случае означать только проявление здравого смысла и человечности. В нем, однако, оставалось и чувство снисхождения, и он подобрел.
— Не беспокойтесь насчет Внешних, — снизошел он до термина землян для обозначения инопланетян. — Я с ними справлюсь, мисс Шент.
Внезапно она встревожилась.
— О, не пытайтесь делать ничего подобного. Просто совсем с ними не разговаривайте. Делайте, как они скажут, и лучше на них не смотрите.
Алварден снисходительно улыбнулся.
Охранники увидели их, когда они подходили к главному выходу, и отступили. Они оказались в маленьком пустом пространстве, ограниченном обилием военных машин.
Потом появились бронированные машины, и солдаты со стеклянными шарами на головах стали спрыгивать с платформ. Толпа в панике расступалась перед ними, и это ее замешательство еще больше усиливалось свистом невротических хлыстов.
Лейтенант Клауди подошел к охраннику-землянину у главного входа и сказал:
— Эй, так где тут лихорадка?
Голос его был слегка искажен защитным стеклом и казался металлическим.
Охранник в знак глубокого уважения наклонил голову.
— Если это понравится вашей чести, мы изолировали больного внутри магазина. Те двое перед вами.
— Вот эти? Хорошо! Пусть там и стоят. А теперь… в первую очередь мне нужно, чтобы отсюда убралась толпа. Сержант! Очистить площадь!
Солдаты принялись за дело. Сумрак все больше сгущался над Чикой, и толпа таяла в темнеющем воздухе. На улицах замерцал мягкий искусственный свет.
Лейтенант Клауди тронул тяжелым ботинком кончик невротического хлыста.
— Вы уверены в том, что больной землянин внутри?
— Он не выходил, ваша честь. Он должен быть там.
— Ладно, допустим, что он там, и не будем терять времени. Сержант! Обыскать здание!
Часть солдат, герметически изолированных от всех возможных контактов с Чикой, устремилась к зданию. Прошли медленные четверть часа, Алварден наблюдал за происходящим, как если бы смотрел за всем этим со стороны или присутствовал при эксперименте, который был ему интересен с профессиональной точки зрения.
Последний из солдат выбежал на улицу, магазин опустел и погрузился во тьму.
— Запечатать двери!
Прошло пять минут, и баки с дезинфекторами; помещенные в различных точках каждого этажа, пришли в действие. Струи вырвавшейся из них жидкости поливали стены, не оставляя сухим ни кусочка, наполняя воздух почти непереносимым зловонием. В такой атмосфере протоплазма выжить попросту не могла.
Лейтенант направился к Алвардену и Поле.
— Как его имя? — В голосе его не было жестокости, скорее звучало крайнее безразличие. «Был убит землянин, думал он. Что ж, в этот день он убил еще и муху. Итого — двое».
Он не получил ответа. Пола робко наклонила голову, а Алварден наблюдал за ним с любопытством. Имперский офицер не сводил с них взгляда. Он коротко бросил:
— Проверьте их на предмет инфекции.
Офицер со знаками отличия имперских медицинских войск подошел к ним, и его затянутая в перчатку рука ощупала их подмышки и разгладила уголки ртов, исследуя внутреннюю поверхность щек.
— Инфекции нет, лейтенант. Если бы они заразились днем, инфекция уже ясно бы виднелась.
— Гм… — Лейтенант Клауди снял с головы свой шар и с удовольствием глотнул «живой» земной воздух, потом хрипло сказал: