Узнай дорогой мой начальник то, что я сделал, боюсь, оперативной работы не видеть бы мне до пенсии. По крайней мере до его. А Сан Михалыч отнюдь не собирается. Крепкий он дядька, и здоровье отменное, даром что за шестьдесят. Должно быть, ровесник Никитичу. Только вот о культурном отдыхе у него понятия иные.
- Вода у вас есть? - повернулся я к Мишке.
Тот молча кивнул.
- Ну так что столбом стоишь? Видишь, у матери истерика! Принеси ей попить.
Мишка посмотрел на меня непонимающе, потом нырнул куда-то в глубь дома. За ту минуту, что его не было, я в красочных подробностях представил, как он, распахнув главную дверь, выбегает на улицу, и ищи потом ветра в поле. Это же его город, он знает окрестности как таблицу умножения. Может, и лучше. Здесь полно приятелей, у которых хотя бы первое время можно отсидеться. Конечно, пацан есть пацан - где ему понять, что от Управления не скроешься. Вычислят, и довольно быстро. Только вот другие будут вычислять - не я. А я... Интересные объяснения пришлось бы давать мне генералу Евлампиеву, начальнику оперативно-розыскной части. И понятно, погоны с плеч, и хорошо ещё, если рядовым куда-то в Тьмутаракань, а то ведь и вообще из Управления погонят. И куда я денусь - в радиомонтажники? А главное - сочувственные взгляды коллег, деланно-небрежное похлопывание по плечу - не бери мой в голову, старина, со всеми бывает.
Не успели прокрутиться в моей голове унылые кадры будущего, появился Мишка со стаканом.
Вера Матвеевна лязгнула зубами о стекло, мотнула головой, но всё же глотнула.
- Мам, ну ты что, - склонился над ней Мишка. - Ну не реви ты, всё будет хорошо.
Косо поглядывая на них, я достал передатчик и набрал код местной полиции. Вот уж будет там переполох!
- Поручик Бурьянов, столичное УЗВ, - отрекомендовался я, увидев вспыхнувший кошачьим глазом индикатор приёма. - Нахожусь в спецкомандировке. Допуск: 8-248-20-730. Высылайте наряд по адресу - Заполынная, дом двадцать четыре. Конец связи.
Жёлтый глаз индикатора потух. Я убрал ненужный более аппарат. Ну, почти всё сделано. Первичный допрос - и пускай дальше мудрят наши орлы из следственной части.
- Ну за что, за что вы его? - причитала Вера Матвеевна, размазывая слёзы по щекам.
- Статья двести девятая, часть первая, - охотно отозвался я. Оккультная практика с целью обогащения. Карается заключением от трёх до десяти лет. Мы же с вами в богохранимой стране живём, Вера Матвеевна. Бесовщина у нас запрещена, знаете ли. Вы что же, не понимали, в какую дрянь ваш ребёнок вляпался?
- Да разве же я думала, что за это сажают! - взвыла несчастная баба, до белизны пальцев сдавившая подлокотники кресла.
- По-моему, всё же думали, - саркастически улыбнулся я. - Иначе не было бы этой дурацкой конспирации - вход с огорода, привет от Матвея Андреича, бабушка-посредница. Разве не так?
- Ну неужели ничего нельзя поделать? - Вера Матвеевна повернулась ко мне. - Вы должны понять, это же мой сын, у вас же у самого есть мать! Мишенька же ещё ребёнок, толькотолько тринадцать исполнилось! Ну послушайте, - жарко задышала она, выползая из кресла, - мы с вами договоримся. Ведь это... - скривила она губы, - это видели только вы. Ну скажите, что ничего там не было! Я всё отдам, вы не смотрите на обстановку, у меня есть деньги, вы же молодой, вам ещё жить да жить, семью заводить, свой дом, вам пригодится.
Она всё порывалась к серванту, к своим капиталам, и пришлось, мягко приобняв её, снова усадить в кресло.
- Вера Матвеевна, вы уже совсем нелепицу какую-то несёте. Знаете как это называется на языке закона? Так что давайте условимся - я ничего не слышал, вы ничего не говорили. И постарайтесь больше никаким должностным лицам таких предложений не делать. Иначе только сыну повредите.
Где-то в дальней комнате раздался детский плач.
- Олежек! - встрепенулась Вера Матвеевна. - Младшенький мой! Я пойду успокою, можно?
- Идити-идите, - устало бросил я. - Там вы нужнее.
Вера Матвеевна юркнула в дверной проём и вскоре вернулась с заспанным малышом на руках. Тот недовольно хныкал, недоумённо глядя по сторонам.
- Это что за дядя? - наконец спросил он, сурово уставившись на меня.
- Этот дядя, - всхлипнула Вера Матвеевна, - Мишеньку нашего уведёт.
- Куда? - заинтересовался Олежек.
- Далеко-далеко, - нервно проговорила Вера Матвеевна. - Ты только не плачь!
- А почему? - спросил Олежек и тут же, без малейшего перехода, заревел в голос.
Я стоял, прислонясь к стенке, и было мне так же хорошо, как курице в кастрюле. Зачем она маленького притащила? Чтобы моё сердце умягчить? Словно от меня тут ну хоть что-то зависит.
...Под окнами взвизгнули тормоза, и спустя пару секунд на пороге нарисовались двое местных городовых.
- Кто тут наряд вызывал?
- Ну я, - мне пришлось отлепился от стены и протянуть синезолотую корочку. - Поручик Бурьянов. УЗВ.
- А мы тут при чём? - хмуро поинтересовался разглядывающий мою ксиву румяный крепыш. - Мы - полиция...
- И как полиция, - весело продолжил я, - вы обязаны оказывать всемерное содействие работнику Управления, на момент выполнения общего задания находясь у него в непосредственном подчинении, - заключил я. Устав МВД, параграф сто сороковой. Такие вот дела, мужики, - произнёс я уже совсем не протокольным тоном. - Двести девятая статья, оккультизм. Вот этот самый мелкий фрукт, - кивнул я на Мишку. - Я у вас в Барсове как раз по этому вопросу. Так что мальчика доставьте в отделение, поместите в КПЗ. Где-то через час я подойду, оформим задержание как положено. Всё равно ему тут до понедельника сидеть, утром наши орлы за ним приедут.
Городовой, тот, что постарше, двинулся к побледневшему Мишке.
- Давай, пацан, в машину. Прокатимся сейчас.
- И кстати, служивый, - добавил я, глядя в его заботливо взрощенное за долгие годы службы брюхо, - вы там с парнем помягче. В смысле без рук. Запрёте в камеру - и ваша роль на этом кончена. Допрос по этим делам ведёт лишь наше ведомство. Ну, не мне вас учить.
- С матерью простись, - повернулся я к Мишке. - Не горюй, не последний раз видетесь.
Мишка, подойдя к креслу, где безмолвно сидела Вера Матвеевна, обнял её, прижался щекой к её руке. Потрепал по щеке Олежку.
- Не реви, хомяк, - прошептал он и резко повернувшись, направился к выходу. Городовые как-то незаметно сгруппировались, и Мишка оказался между ними. Вскоре фыркнул мотор, и машина покатилась в сгустившуюся ночную тьму.
- А теперь, Вера Матвеевна, - сказал я, провожая взглядом полицейский "каблучок", - уложите Олежку спать - и давайте поговорим о том, как всё началось.
Когда она вернулась, я, уставившись в когда-то полированные половицы, глухо сообщил:
- Имейте в виду, что помочь сыну вы можете только правдой. Поймите такую вещь. Дело будут вести в Столице, и не я, а совсем другие люди. От меня требуется лишь протокол первичного допроса. Но от того, каким он получится, этот протокол, многое зависит. Вы можете, конечно, насочинять всякую ерунду, и мне придётся аккуратно её записать. Но потом, когда этой бумажкой займутся профессионалы, враньё боком выйдет. Сразу возникают различные подозрения, наматываются друг на друга... Поэтому чем меньше неясностей будет сейчас, тем лучше для Миши. Вы меня понимаете?
