Я заметила три яйца внутри мраморной чаши, нависшей над нами. Но дотянуться не смогла.
- Вот они, яйца богов. Так близко. Стоит лишь вскарабкаться и протянуть руку.
- Брось, дочь, нужно скорее отсюда выбираться.
- Сейчас-сейчас-сейчас, - откликнулась я, деловито приспосабливая к стене какую-то корягу, очевидно, упавшую с нами сквозь пролом.
- Не тронь гнездо.
- Я только посмотрю: яйца свежие или нет?
- Не надо их проверять. Это плохо в любом случае. Если яйца высохли, значит, родители погибли от неизвестной смерти, которая и нам грозит.
- А если кладка свежая?
- Тогда сама догадайся. В любом случае нужно уносить ноги.
Гнилая коряга, не выдержав моего веса, треснула, и я потеряла возможность удовлетворить любопытство.
- Мама, подставь-ка плечи, я по тебе вскарабкаюсь в гнездо.
- Пора уходить. Вокруг ни букашки, ни гнили на стенах, ни плесени. Боги убивали все живое вокруг гнезд. Возможно, воздух ядовит. В подземных реках не водится ни рыбы, ни червей, даже пиявкам здесь - смерть. Подземные реки ядовиты своей чистотой.
- Десять лет назад Серая Сойка в этом месте наглоталась воды. И ничего с ней не случилось.
- Ей повезло. Бурный поток быстро вынес ее на поверхность. Но ты же видишь: сейчас вместо чистой воды течет сель. Нам не удастся выбраться тем же способом. Из-за плотного тумана тяжело дышать. Нужно торопиться.
- Река обмелела и превратилась в жижу. Далеко не уйдем.
- Не уйдем, так уплывем. Смотри, какая лодка к нам направляется, - она указала рукой в темноту.
Что-что, а зрение у мамы было превосходное, она даже в темноте видела.
Я пригляделась. Поток втекал в русло с нижних ярусов и вздымался из расщелины гигантским пузырем, который то и дело со звоном взрывался, разбрызгивая жижу по сторонам. А по каналу в нашу сторону кверху брюхом медленно плыл громадный дохлый кайман. Он раздулся, как пузырь, который вот-вот разорвут газы.
Фу! От него разило тухлятиной. Жуткая ухмылка обнажила кинжалы зубов.
- Это не лодка.
- Прыгай на него! Живее! - скомандовала мать и, лихо скатилась с плиты на вздутое желтое брюхо.
Это была неудачная затея. Упругий живот крокодила отбросил хрупкое тело вверх, и она, крутанувшись, как мяч, снова очутилась в воде.
- Держись! - я поспешила вниз.
Но мать, даром, что из принцесс, успела вцепиться в хвост чудовища, подтянулась, вскарабкалась, доползла на четвереньках до брюха и уселась верхом, крепко обхватив ногами вздутые бока:
- Торопись, иначе мы уплывем без тебя.
Я приземлилась рядом с крокодилом и заглянула в оскаленное рыло.
Кайман улыбался. Эти хитрые твари улыбаются даже в смерти.
Зубы щелкнули.
- Не бойся, глупая, он всего лишь отрыгнул газы. Поспеши, не тяни время!
По бокам чудовища безжизненно распластались когтистые лапы. Они выглядывали из воды, как белые лилии с острыми сверкающими лепестками. Таких жутких кинжалов я никогда раньше не видела. Мелькнула мысль об амулете. Крученая Губа сдохла бы от зависти.
Всего три охотника носили на шее ожерелья из когтей каймана. Всего трое сумели победить смерть. Храбрый Лис позволял иногда прикоснуться к острым, как иглы, кончикам когтей.
Он в одиночку одолел гигантского каймана. Зверь вцепился в ногу, притворившись гнилым бревном. А надо знать, что зубы кайманов дробят даже панцири гигантских черепах. Но Храбрый Лис вовремя вставил в пасть корягу. Кайман заглотнул ее наполовину, только не ожидал, глупец, что обратно выплюнуть не сможет. Острый сук проколол его нос и застрял в челюсти, другой вылез из глаза. Храброму Лису повезло. Пока крокодил крутился и прыгал на брюхе, охотник накинул на пасть лассо и выбил зубы. Так он отомстил кайману за прокушенную ногу. За смекалку охотники прозвали его Хитрым Лисом.
Кто ж не знает о глупости кайманов! Но и подлости не стоит забывать.
- Залезай! - торопила мать
Я уперлась коленом в разлапистую ладонь крокодила. На желтых перепонках между пальцами бугрились присоски.
- Лезь!
Лапа качнулась, и когти задели кожу.
- Не крутись, перевернешь тушу! - кричала мать.
Я переводила взгляд то на когти, то на мутный громадный оранжевый глаз с неподвижным продолговатым зрачком.
Крокодилы могут часами притворяться гнилушками, а потом вдруг ударом хвоста раздробить хребет своей жертвы. После такого удара никто не поставит на глупца, доверяющего лишь глазам, а не уму и сердцу.
- Поспеши, дочь, торопись, иначе туша развернется поперек канала, и мы снова наглотаемся гнили!
Я лихо вскарабкалась на брюхо, обхватила ногами скользкое туловище, чувствуя, как ранит нежные места острая костяная чешуя.
Эх, мама, прощай моя девственность?
Вдруг шея крокодила дрогнула, и он дернул курносой мордой. Туловище мелко задрожало, и раздался оглушительный взрыв. Казалось, что стены захлопнулись, а эхо разорвало душу на части.
Ледяной ливень обрушился с потолка, вымочив с головы до ног.
Это повторялось несколько раз. Только тот, кому приходилось плавать верхом на пукающем каймане, поймет мои страдания.
Я с тоской оглянулась на уплывающие в темноту гнезда. Белые чаши загадочно светились и манили, пока резкий крутой поворот не отсек их навсегда от моей судьбы.
Зато мы благополучно выплыли из клоаки. Верилось, что спасение совсем близко, возможно, за следующим поворотом, лишь бы туша крокодила не расползлась под нами, как старая падаль.
Моя задница то и дело ощущала движение внутри вздутого брюха. Там что-то булькало и кипело, даже урчало... Газы газами, но порой доносились и другие звуки. Да... И еще... Снова... Неужели?!
Ленивый гулкий барабан внутри туши медленно оживал, с каждым ударом набирая силу.
Мать, обняв меня и положив голову на плечо, согрелась и безмятежно заснула. Маленькому вождю было тепло и надежно между двух наших тел.
А я пристально смотрела в мутный неподвижный глаз чудовища. Если щель зрачка распахнется, голодная пасть порадует зверя добычей.
-17-
Между тем гнезда с яйцами богов давно скрылись за поворотом. А мы все ползли куда-то вниз, хотя казалось, что жижа поднимается вверх к дневному свету.
В этой части пирамиды любопытная луна больше не сопровождала наш путь сквозь разлом. Но света вполне хватало из-за фосфорного мерцания стен. Наверху светящуюся краску можно добыть лишь возле захоронений после кровопролитных войн. А здесь в чудесный зеленый свет были выкрашены и стены, и потолок, и даже дно канала.
Монолиты сверкали, отражая друг друга и до бесконечности раздвигая пространство. Пар дыхания тоже светился и мерцал на весу.
