— Не будь слабым и будешь жить — истина пятая. Слабый обречен исчезнуть с лица земли.
Парни в черном идут дальше в поисках нового развлечения. Соображаю, что следующей жертвой должна стать какая-нибудь девица. Так и случается. Девица худенькая и весьма привлекательная. Почти подросток. Такие вызывают жалость, но только не у парней. Сильные руки срывают короткое платьице, а потом ублюдки начинают насиловать жертву. Это продолжается не очень долго, должно быть, по цензурным соображениям, но выглядит поразительно правдоподобно. Девица тонко кричит, а парни с веселым гоготом поочередно овладевают ею. Ярким пятном мелькают худенькие белые ноги, придавленные чернотой кожаных брюк. Должен сознаться, от этой сцены дремота исчезает. Подобные вещи запрещены для показа и первая, и, особенно, вторая. Они возбуждают дикие инстинкты, общество же старается изжить их. Если об увиденном сообщить куда следует, Корпорации не поздоровится, даже в том случае, если она использовала для съемок не людей, а киборгов. Все равно это противозаконно. Но донести некуда и некому. Ни мне, ни остальным одиннадцати никто не поверит. Мы творили более страшные вещи, чем те, что происходят на экране.
Девица чудом вырывается и пытается убежать. Худенькое тело — в синяках и царапинах, с подбородка капает кровь, глаза наполнены ужасом, рот — криком. Она бежит вдоль бесконечной стены. Камера увеличивает изображение, крупно выхватывая бедра, кадры замедляются и теперь можно рассмотреть каждое самое крохотное движение играющих под кожей мышц — от нежно выпирающего паха до округлых ягодиц. Ко мне приходит возбуждение — сразу, рывком. Я уже давно хочу женщину именно с такой фигуркой, еще не до конца сформировавшейся, — фигуркой, просто зовущей к насилию. Изображение вновь уменьшается и обретает нормальную скорость. Девчушка бежит, из последних сил переставляя ноги. Парни несутся следом. Вот один из них догоняет ее и с размаху бьет по затылку зажатым в кулаке камнем. Девушка летит на землю и начинает биться в судорогах. Подонки, обступив кругом, наблюдают за ней. На их лицах — похоть, куда более сильная, чем в тот миг, когда они насиловали. Голос тоже не остается равнодушен, он откровенно вожделеет:
— Смотри! Если будешь слаб, тебя ждет такая же страшная смерть! Ни на минуту нельзя допускать слабость! Это шестая истина!
Лица скотов в черном бесконечно тупы. Мерзавцы продолжают свое победное шествие. Все разбегаются перед ними. Голос продолжает поучать:
— Сила определяет все. Сила правит миром. Сила дарит свободу и жизнь. Сила дает богатство и деньги.
Вновь плоские истины, читаемые, словно катехизис. Я знаю великое преимущество силы. Я впервые познал его, когда ударил человека. Потом я научился обдуманно причинять боль, а потом убивать. И я стал сильным. Меня боялись. Сила даровала многое, но прежде всего — власть, самое великое из того, что существует. Моя власть была незримой, лишь считанные единицы знали, что я обладаю ею, и оттого еще более сладкой. Я не знавал ничего более сладкого. Ни женщина, ни изысканная пища, ни самые изощренные психоделики не даровали такого наслаждения, какое даровала власть. А власть исходила от силы. А чтобы стать сильным, нужно было научиться жестокости. И я в полной мере освоил эту премудрость. И кадры, мелькающие на сфероэкране, мало трогали меня. Я уже прошел через все это, и мой опыт был куда более богат, чем дешевые картинки, состряпанные Корпорацией.
Я со скукой наблюдал за тем, как на экране ублюдки в черных куртках дрались с такими же тупорылыми скотами, затянутыми в пятнистую одежду. Дрались не на жизнь, а на смерть. С технической стороны все было отснято просто великолепно, с точки зрения правдоподобия — дешево. В жизни не увидишь, чтобы после одного-единственного удара ногой в челюсть вылетали сразу пять зубов. Кое-кого это, может, и впечатляло, но только не меня. Голос, однако, не внимал моему настроению и продолжал поучать:
— Ты должен быть самым сильным! Ты должен быть самым жестоким! Ты…
Я терпеливо слушал его болтовню, переведя взгляд на стену над экраном. По ней метались причудливые блики, которые порождал искаженный сферопроекцией свет. Театр теней. Тени были слишком расплывчаты и невыразительны. Они причиняли друг другу боль с тупой покорностью, словно скоты, ведомые на бойню.
Я опустил глаза. Квадратные рожи парней по-прежнему ничего не выражали. Большинство из них лишились своих черных очков, и я мог видеть их глаза. Они были совершенно пусты, словно у тварей, пожиравших друг друга в пустыне. Глаза, какие могут быть только у скотов или у идиотов, тех самых идиотов, которыми несомненно попытается выставить игроков Корпорация. Тупые дебилы, умеющие лишь убивать, — вот что нужно! Такие люди не вызывают ничего, кроме отвращения. Мы должны были вызывать именно отвращение, представитель Корпорации честно поведал об этом. И послужить благой цели — исцелению общества. Странный метод воспитания. Но по крайней мере нас заверили, что наша смерть пойдет на пользу другим и что мы искупим наши прегрешения. Об этом нам тоже сказали. Они не учли лишь одного — никто из нас не собирался умирать.
Могучий удар узловатой палки свалил с ног последнего черного. Голова его раскололась и представляла собой месиво из крови и белесых сгустков. Где-то там, в бурой кашице, должны были скрываться два крохотных, покрытых серебром модуля — отличительный признак киборгов. Все было разыграно очень натурально, и голос просто упивался своим представлением:
— Они считали себя самыми сильными, но другие оказались сильнее, и они проиграли. Побеждает лишь действительно сильный. Это — последняя истина, не требующая доказательств.
Быстро сменяясь, побежали уже виденные мной кадры: ящерица с торчащими из пасти сухими лапками, удав, заглатывающий ящерицу, варан, перекусывающий змеиную шею, человек, склонившийся над бьющимся в агонии вараном, забитый до смерти старик, торчащие из-под черной груды тел бесстыдно обнаженные ноги, озверелые лица убивающих друг друга парней в забрызганных кровью куртках. Голос подвел итог:
— И победил сильнейший! Ты все понял, Бонуэр?!
Я живо представил, как этот вопрос звучит в мозгу других игроков: «Ты все понял, Лоренс? Ты все понял, Фирр? Ты все понял, Снелл? Ты все поняла, Раузи?» Для Раузи кадры с девицей, верно, были особенно назидательны. Зевнув, я пробормотал:
— Угу.
— В таком случае позволь пожелать тебе доброй ночи.
— Спокойной ночи, придурок! — шепнул я толстому господину Версусу и в тот же миг уснул. Но вы не поверите, я спал безмятежно, словно младенец. И мне снились крысы — сильные, верткие, с блеклыми оловянными глазами.
