Я очнулся от беспокойного сна в три часа ночи; в квартире царила полная тишина. Сон давал понять: то, что Джеймс–Джеймс — то есть ВАЛИС — готов сделать для нас, имеет свои пределы; его сила, неверно приложенная, даже несет в себе опасность. Только к Царю мы должны обратиться за всеобъемлющей помощью, обозначенной во сне как «медицинская», дабы исправить вред, причиненный историческим эволюционным процессом, который привел в действие изначальный создатель Джеймс–Джеймс. Каким бы мощным и героическим ни был этот временный процесс, он требовал невинных жертв; в конце концов они будут исцелены легионами законного Повелителя. А пока он не явится, нам помощи не будет.
Вспомнив искрение космической машины Джеймс–Джеймса, я подумал о радиоактивных частицах. Обоюдоострый меч творения: облучение радиоактивными частицами способно излечить от рака, однако само по себе рак порождает. Космическая машина Джеймс–Джеймса вышла из–под контроля и ранила Рэйчел, которая, встав, посмела выделиться. Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать ярость космического созидателя. Нам нужен и защитник, представитель наших интересов.
Рак, подумал я, это когда процесс созидания дает сбой и начинает идти вкривь и вкось… И тут вдруг оператор ИИ направил мне в мозг ослепительное озарение. Я увидел Джеймс–Джеймса как инициатора детерминистского процесса в линейном времени, идущего от первой наносекунды существования мира до последней; но я же увидел другое создание в дальнем конце вселенной, в точке ее завершения — направляющее и формирующее поток перемен. Эта творческая личность, обладающая абсолютной мудростью, скорее поправляла, чем принуждала, скорее корректировала, нежели создавала заново; она — или оно — являлась архитектором замысла и ответственным контролером. Словно творец вселенной слепил из сущего мяч и запузырил его вдаль со страшной силой; а то принимающее создание бережно подправляло траекторию полета. Не будь его, мяч вселенной ушел бы в аут.
Прежде я не замечал диалектического характера процесса перемен во вселенной. У нас есть, во–первых, активный создатель, а во–вторых, и мудрый приемщик созданного; такая структура не укладывалась в рамки известных мне религиозных учений. Создатель, безусловно, обладает абсолютной властью над своим творением, но из сна про Джеймс–Джеймса я понял, что в каком–то смысле ему недостает некоего знания, жизненно важного предвидения. Последнее обеспечивал сравнительно слабый, зато абсолютно мудрый оппонент на другом конце. Они работали в тандеме, Бог, разделенный на две части, словно для игры на двоих. Хотя могло показаться, что каждый игрок стремится победить противника, цель тем не менее у них была одна, и они искренне желали успеха своему совместному предприятию. Поэтому я не сомневался, что они двое есть проявления единой сущности, проектированные в разные временные точки, с разными преобладающими чертами; первое творение наделено неограниченной силой, второе — всеобъемлющей мудростью. А в придачу есть еще и истинный Повелитель, который в любой момент по своему усмотрению волен прервать временной процесс и выйти на поле.
Подобно раковым клеткам, вселенная стремится расширяться без разбора по всем направлениям; в этом раковом процессе неконтролируемого роста архитектор, который придает процессу форму и порядок, куда–то исчез. Я многое узнал из сна о Джеймс–Джеймсе. Я понял, что слепое созидание способно уничтожать; так огромный паровой каток давит на своем пути все маленькое и беспомощное — если нет никого, кто регулирует скорость и направляет.
Размышления погрузили меня в транс; я сидел на кровати и то ли бодрствовал, то ли спал. Передо мной располагалось некое подобие современного телетайпа, связанное проводами с невообразимо сложным электронным устройством, далеко превосходящим все земные достижения.
НАЗОВИСЬ.
Печать сопровождалась шумом — схожие звуки издавала радиоактивная машина Джеймс–Джеймса.
— Николас Брейди, из Пласенсии, штат Калифорния, — произнес я.
Выждав ощутимую паузу, телетайп напечатал:
САДАССА СИЛЬВИЯ.
— То есть? — спросил я.
После некоторого молчания снова раздалось лязганье принтера. Однако я увидел не слова, а фотографию молодой женщины с курчавыми волосами, маленьким взволнованным лицом и в очках. Под фотографией телетайп напечатал телефонный номер, но его было не прочесть — цифры расплывались. Я понимал, что должен запомнить этот номер, но сделать ничего не мог — слишком далеко находился передатчик.
— Где вы? — спросил я.
Пришел ответ: НЕ ЗНАЮ. Тот, кто отвечал, казалось, был обескуражен; видимо, со мной беседовал не очень развитый ИИ.
— Поглядите вокруг, — посоветовал я. — Может, найдете подсказку. К примеру, адрес.
Младший оператор ИИ послушно изучил свое окружение; я чувствовал его активность.
НАШЕЛ КОНВЕРТ.
— Там указан адрес? — спросил я. — Прочитайте.
Телетайп напечатал:
ВАЛЛОН, Португальские Штаты Америки.
Параллельная вселенная?.. Я был так же озадачен, как и оператор ИИ; никто из нас не знал, откуда шла передача.
А затем связь прервалась. Встревоженный, я окончательно пришел в себя. Каков смысл увиденного? Или, несмотря на впечатление реальности, это всего–навсего сон, плод спутанного сознания? Может, «Португальские Штаты Америки» символизируют нечто чрезвычайно далекое, иную вселенную — то, что не следует принимать буквально?
Я отчетливо помнил лицо девушки на фотографии и ее имя: Садасса Сильвия. Похоже, младший оператор ИИ ошибся в порядке слов, надо читать Сильвия Садасса. Впрочем, мне это имя ничего не говорило, я его никогда не слышал. И никогда не видел озабоченного маленького личика с загнутыми вниз уголками губ. Номер телефона и иная информация, предназначенная мне, утрачены, они не прошли. Что делать с фотографией и именем, не ясно. Может быть, со временем вышестоящие операторы в коммуникационной сети ИИ заполнят пробелы, и многое станет ясно.
Я и раньше замечал, что сообщения из сети приходили ко мне не цельными блоками, а разрозненными обрывками, практически не связанными между собой и лишенными смысла — а затем в самый последний момент поступал ключевой пакет, который словно декодировал все ранее полученное.
Когда я возвращался в спальню, меня позвал Джонни из своей постели:
— Папа, можно попить?
Из крана в ванной я налил стакан воды. А потом, в состоянии полусна, еще не отойдя от взбудоражившего меня общения с младшим оператором ИИ, взял из кухни кусок хлеба и так, с хлебом и водой, вошел в комнату Джонни. Он сидел на кровати, протянув руку за стаканом.
