Почему так? А вот по тому же самому. Чтобы курсант прочувствовал, что все — остались, а он — пошёл вон. Чтобы шёл к космопорту с вещами один. Чтобы ему стало больно, стыдно и грустно. А если он не один пойдёт, а в компании, то по-настоящему грустно, стыдно и больно ему не станет. Они друг друга психологически будут поддерживать. И воспитательный эффект очень сильно снизится.
Вот что-то в этом роде происходит с теми, кто пострадал в одиночку. Люди чувствуют себя без вины виноватыми. Что ж, у всех всё хорошо, а я один вот так попал? Может, я хуже всех? Слабое звено, так сказать? А то бывают мысли и пострашнее: дескать, я один за всех отдуваюсь, а они все мне что? После чего он начинает искать справедливость. И довольно часто попадает в лапы общественности. Которая водружает его на какое-нибудь знамя. И на совершенно ровном месте начинается кипеш.
Самая известная история такого рода была в конце пятидесятых. Тогда развернулась первая волна выступлений против фукамизации. Связана она была с так называемой Г-аллергией. Я про эту штуку знаю довольно много: приходилось работать под прикрытием врача-фукамолога. Болезнь это чрезвычайно редкая, в отличие от того же раннего развития и прочих неприятных побочек. Так вот, был всего один случай, когда расторможенный гипоталамус передался по наследству вместе с Г-аллергией. Родился больной ребёнок. Как его там? Матвиенко, кажется. Неизлечимо больной. Ну да, бывает. Цитастения тоже, знаете ли, не лечится. Или синдром Корнева-Аграновского. Но у цитастеников и КА-синдромщиков есть свой мирок. Свои почтовые рассылки, например. Где они обсуждают свои проблемы, новые лекарства, всякие слухи из научных кругов. Делятся успехами, жалуются на жизнь. Поддерживают друг друга, в общем. А тут человек такой один-единственный. В результате вырос на весь свет обиженный. А тут общественность как раз замаялась новой дурью — решила побороться с законом об обязательной фукамизации. Тут-то он и пригодился. В результате кипеш поднялся такой, что закон отменили. Ну, конечно, были всякие обстоятельства (книжку Оксовью кто писал? а то я не знаю). Но без этого самого Матвиенко ничего бы не получилось. Причём, когда общественность добилась своего и переключилась на другие темы, о нём быстро забыли. А вот такого отношения он уже не пережил. В итоге — суицид. Тут о нём общественность снова вспомнила и сплясала на могилке. Но недолго, потому что нашлись другие темы.
Так что у нас в таких случаях проявляют деятельный гуманизм и человека одного со своей бедой не оставляют. И тут тоже не оставили. Сформировали коллектив. Простейшим способом: назначили психокорректирующие процедуры всем, кто работал на Авроре по данной теме. Дескать, у всех у вас могут быть симптомчики, то да сё.
Разумеется, никакой реальной психокоррекции не проводилось. Просто раз в год к человеку приходил ментоскопист, делал всякие предварительные действия для входа в мозг, потом выходил оттуда. Ну, может быть, по ходу дела кое-что просматривалось и чуть-чуть подкручивалось. Но это я так думаю, а Левин точно не знал. А так — это было обычное плацебо.
Именно на это я и наткнулся, когда сделал глобальный поиск по профреестрам. И понятно, почему в реестрах эта коррекция не указывалась. Нельзя же указывать то, чего нет. Ну а тот факт, что ничего на самом деле не делалось, провели как тайну личности. Что и логично: пациент не должен знать, что его не лечат, да и лечить-то нечего.
Это помогло. Никто из участников всей этой истории никаких проблем никому не создал. Потому что не чувствовали себя обделёнными и одинокими. Прежде всего Малахов. Который через десять лет благополучно умер от старости.
Так что всё обошлось безо всяких там глобальных стираний памяти. И других негуманных действий.
Что там ни говори, о людях у нас заботятся. Умеют.
Всё какие-то хозяйственные хлопоты. То одно нужно, то другое. Кстати, Сашу тоже от всего отключили. Ну всё, мы теперь персоны нон грата, а то и хуже. Ничего, не пропадём, у меня всякие возможности имеются.
Интересно, что сейчас с тем Вандерхузе? Небось, всего насквозь просветили. В поисках каких-нибудь зацепок. Ну и, конечно, изолировали. Вот он влип-то. Думал, ухватил птицу-счастье за самый хохолок, как выражается Славин в таких случаях. А теперь сидит на какой-нибудь тихой базе… Вроде моей бывшей. Только я у себя был хотя бы относительно свободный и на что-то надеялся, а дядк Яше надеяться не на что. Разве что на меня. Ну, я постараюсь. Помочь. Если эта писанина хоть как-нибудь поможет.
Всё-таки заканчивать надо, что начал. Напишу-ка про Антона Малышева.
Сразу после событий он улетел на Серебряную. Это было воспринято как желание отдохнуть и развеяться после пережитого. Ну, дело понятное. Однако с Серебряной он не вернулся.
Институтские по этому поводу не особенно обеспокоились. По их документам он проходил как виновный в массовой гибели жителей Авроры. Приказ об отстранении Малышева от полевых исследований был уже подписан. А как теоретик он был нуль. Да и психологические сложности дальнейшего сотрудничества были, мягко говоря, очевидны. По правде говоря, все ждали, что он как-нибудь сам решит проблему. Ну то есть куда-нибудь денется. Он и делся. Ко всеобщему удовлетворению.
Мать тоже не проявила к судьбе сына никакого интереса. Осведомилась только, жив ли он и в каком состоянии. И снова занялась важными делами. То есть увековечиванием памяти покойного супруга. Других живых родственников у него не было.
Интерес к его судьбе проявил только Павел Бунге. Всё-таки они были друзьями и многое вместе пережили. Так что он послал пару запросов в разные инстанции, но ответа не получил.
Потом появилась книжка про Румату. Пошёл кипеш. Естественно, этим вопросом занялись и наши, и дегебешники. И Антона нашли.
Оказывается, Антон на Серебряной поселился. Причём очень оригинальным образом устроился. В самой что ни на есть лесной глуши сделал себе домик. Из брёвен. И гвоздей. Всё это, конечно, киберы делали — лес валили, тесали, строгали. Но в самом домике не было ни одной современной вещи. Даже на освещение поставил какие-то древние световые панели, невесть где завалявшиеся. А все дела делал в ведро. Кибер потом это в какую-то коробку деревянную выливал. Или яму, Левин точно не запомнил. Потом всё это шло на огород. В смысле — натуральный такой огород, где картошка и огурцы. Он это ел. А мясо добывал в лесу. Охотился на зверей. Со старым рельсовиком. И скорчером для самозащиты.
Да, кстати. К домику не шло никаких коммуникаций. Ни информационных, ни энергетических, никаких. Всю энергию для тепла, освещения и киберов давал старый нейтринник. Да, Линия Доставки туда тоже не шла. Потому что Антон ничего не потреблял.
