Клиффорд Саймак - Могильник

Душелюб расположился перед нами. Его черная роба сливалась со мраком пещеры, и потому мы видели только белое пятно его лица — размытое пятно, лишенное каких бы то ни было черт.

— Наверно, — сказал я, — нам нужно поблагодарить тебя.

Он передернул плечами.

— Друзья нынче встречаются редко, — сказал он. — Поэтому их надо всячески оберегать.

В пещере засеребрились тени. То ли они появились всего лишь мгновение назад, то ли я попросту не замечал их раньше, но теперь они окружали нас со всех сторон.

— Ты созвал своих? — спросила Синтия, и по напряженности ее голоса я понял, каких усилий стоило девушке совладать с испугом.

— Они были здесь все время, — объяснил Душелюб. — Они возникают медленно, чтобы никого не перепугать.

— Тут не захочешь, а испугаешься, — возразила Синтия. — Я ужасно боюсь призраков. Или ты называешь их по-другому?

— Лучше будет, — ответил Душелюб, — называть их тенями.

— Почему? — справился я.

— Семантика причины, — заявил Душелюб, — требует для объяснения вечерних сумерек. Честно говоря, я сам в некотором затруднении. Но они предпочитают именоваться так.

— А ты? — спросил я. — Что ты такое?

— Не понимаю, — ответил Душелюб.

— Ну как же? Мы люди. Твои спутники — тени. Существа, за которыми мы следили, были роботами — механическими волками. А к кому отнести тебя?

— Ах, вот ты про что, — догадался Душелюб. — Ну, это несложно. Я переписчик душ.

— Что касается волков, — вмешалась Синтия. — Они, должно быть, кладбищенские?

— Да, — подтвердил Душелюб. — Теперь их почти не используют, не то что прежде. В былые дни у них было много работы.

— Какой же? — удивился я.

— Чудовища, — ответил Душелюб, и я заметил, что ему не хочется продолжать эту тему.

Беспрерывное колыхание теней прекратилось. Друг за дружкой они опускались на пол пещеры, постепенно приобретая все более четкие очертания.

— Вы им нравитесь, — сказал Душелюб. — Они знают, что вы на их стороне.

— Мы ни на чьей стороне, — запротестовал я. — Наоборот, мы бежим сломя голову, чтобы нас не сцапали. Едва мы очутились на Земле, как нас тут же попытались взять в оборот.

Одна из теней подсела к душелюбу. Мне показалось, она утратила часть своей облакоподобной субстанции и не то, чтобы затвердела, но стала плотнее. Она осталась прозрачной, но размытость формы исчезла; силуэт приобрел завершенность. Тень напоминала сейчас рисунок мелком на грифельной доске.

— Если вы не возражаете, — заявил рисунок, — я хотел бы представиться. Мое имя в далеком прошлом на планете Прерия наводило ужас на ее обитателей. Странное название для планеты, не правда ли? Однако объясняется оно очень просто: это была огромная планета, пожалуй, даже больше Земли, территория суши на которой намного превосходила площадь океанов. На суше не было ни гор, ни возвышенностей, и на все четыре стороны простиралась прерия. Там не было зимы, потому что тепло звезды, вокруг которой обращалась планета, ветры распределяли равномерно по всей поверхности. Так что мы, обитатели Прерии, наслаждались вечным летом. Разумеется, мы были людьми. Наши предки покинули Землю с третьей волной эмиграции. В поисках наилучшего места жительства они перелетали от планеты к планете, пока не очутились на Прерии. Вероятно, наш образ жизни покажется вам необычным. Мы не строили городов. Причину тому я, быть может, открою вам позднее, ибо рассказывать придется долго. Мы стали бродячими пастухами, и, на мой взгляд, это занятие куда достойнее любого другого. На Прерии, кроме нас, обитали аборигены — гнусные, злобные проныры. Они отказывались от всякого сотрудничества с нами и то и дело вставляли нам палки в колеса. Помнится, я начал с того, что просил позволения представиться, но забыл назвать свое имя. Это доброе земное имечко, ибо мое семейство и весь мой клан бережно хранили наследие Земли, и…

— Его зовут, — перебил Душелюб, — Рамсей О'Гилликадди. Откровенно говоря, имя в самом деле неплохое. Я вмешался потому, что он наверняка не скоро бы добрался до сути.

— А теперь, — сообщила тень Рамсея О'Гилликадди, — поскольку меня любезно представили, я поведаю вам историю своей жизни.

— Не стоит, — возразил Душелюб. — У нас нет времени. Нам многое нужно обсудить.

— Тогда историю моей смерти.

— Хорошо, — уступил Душелюб, — но только покороче.

— Они поймали меня, — начала тень Рамсея О'Гилликадди, — и посадили под замок. Грязные, мерзкие аборигенишки! Я не буду описывать обстоятельства, которые привели к столь плачевному для меня исходу, ибо иначе мне придется излагать все в подробностях, на что, по словам Душелюба, времени нет. Так вот, они поймали меня и в моем присутствии завели спор о том, как им лучше меня прикончить. Сами понимаете, с каким настроением я все это слушал. И способы, надо отметить, предлагались самые кровожадные. Отнюдь не удар по голове и не перерезание горла, но долгие, выматывающие, замысловатые процедуры. В конце концов, после многих часов обсуждения, в течение которых они не раз интересовались моим мнением насчет очередного способа, решено было содрать с меня живьем кожу. Они объяснили мне, что не хотят меня убивать и что поэтому мне не следует держать на них зла, и что, если я, лишившись кожи, все-таки выживу, они с радостью меня отпустят. Что касается моей кожи, сказали они, то они высушат ее и изготовят из нее там-там, грохот которого известит мой клан о позоре их родича.

— Учитывая, что среди нас леди… — произнес я, но он не обратил на меня внимания.

— Обнаружив мой труп, — продолжал он, — мои родичи решились на немыслимое дело… До тех пор мы погребали своих мертвецов в прерии, не ставя над могилами никаких памятников, потому что человек должен довольствоваться тем, что стал единым целым с землей, по которой ходил. Несколько лет назад нам довелось услышать о земном Кладбище; тогда мы пропустили эти сведения мимо ушей, ибо они нам были ни к чему. Но после моей смерти на совете клана было решено удостоить меня чести быть похороненным в почве Матери-Земли. Мои бренные останки, погруженные в спирт и запаянные в большой бочонок, доставили в захудалый космопорт — единственный на планете. Там бочонок хранился многие месяцы, ожидая прибытия звездолета, на котором его доставили в ближайший порт, где регулярно совершали посадки корабли похоронной службы.

— Вы вряд ли понимаете, — прибавил Душелюб, — чего это стоило его клану. Все богатство, обитателей Прерии заключается в их стадах. Им потребовался не один год, чтобы вырастить поголовье, стоимость которого равнялась бы стоимости услуг Кладбища. Они пожертвовали всем, и жаль, что их старания пошли насмарку. Рамсей, как вы, видимо, догадываетесь, остается пока одним-единственным обитателем Прерии, чей прах погребен на Кладбище — точнее сказать, он не то, чтобы погребен там, то есть погребен, но не так, как предполагалось. Давным-давно чиновникам Кладбища потребовался гроб, чтобы кое-что в нем припрятать…