И это, наверное, к лучшему.
Арвон ощущал непонятную радость просто от того, что он сидит под открытым небом, вдыхает чистый воздух и слушает живую долгую тишину, набегающую издалека. Его умиляли даже жуки, которые хлопотливо сновали в траве, занятые своими неотложными делами. Он был готов ко всему, что могло принести им будущее, и, более того, ждал этого с нетерпением.
Человек рожден не затем, чтобы жить в стальном цилиндре. Человек — это часть земли и неба, и его тело помнит о них, даже когда его разум устремляется через световые годы к звездным россыпям, одиночеству, опасностям и…
Арвон вдруг почувствовал, что грустит по родному Лортасу — слишком похожа была эта планета на Лортас, хотя их разделяла пропасть не только в пространстве, но и во времени. Однако грусть Арвона не была глубокой: Лортас подождет — ему придется подождать. Арвон не слишком гордился жизнью, которую оставил позади, — она была чересчур легкой, чересчур бездумной. Слишком много развлечений, слишком много женщин, слишком много ночей, неотличимых одна от другой. Любое наслаждение может приесться, он это испытал. А праздная жизнь однообразна, как ничто другое. Если бы отец давал ему поменьше и больше заставлял трудиться… но глупо винить отца.
Арвон с удивлением подумал: «Некоторые места на Лортасе почти ничем не отличаются от того, что я вижу вокруг. И у нас есть открытые равнины, душистый ветер, терпеливые камни. Неужели человек должен забираться так далеко, только чтобы найти самого себя?»
— Прелестно! — послышался чей-то голос. — Нас вытряхнуло на неизвестную планету, а вы тут спите.
Арвон очнулся от задумчивости и, подняв голову, увидел перед собой Нлезина. Лысина романиста уже чуть-чуть обгорела на солнце, глаза искрились.
Он уселся на соседний камень, но тут же пересел на другой, по-видимому, более удобный.
— Нас желает видеть Уайк, как только вы кончите грезить. Военный совет или что-то вроде. О чем вы тут мрачно размышляли?
— О разном. Но вовсе не мрачно.
— Я знаю. — Нлезин улыбнулся странной улыбкой — одновременно циничной и сочувственной. — Сейчас вам кажется, будто от катастрофы мы только выиграли.
— А разве нет?
— Это пройдет, — заверил его Нлезин. — Так приятно сознавать себя живым, что вы впали в эйфорию. Очень опасная болезнь. Вот погодите — когда здесь ударит мороз, вы однажды споткнетесь, и вдруг палец на босой ноге отвалится, как сухой сучок. — Он весело щелкнул пальцами.
Арвон кивнул.
— И все-таки странно: мне и в голову не приходило, что я способен испытывать такую радость — пусть даже недолго.
— Сейчас время наблюдать, сынок. О человеке можно многое узнать, подмечая, как он ведет себя при подобных обстоятельствах. Вот, например, Лейджер. Он — единственный среди нас, кто перепуган насмерть. Помяните мое слово, нам еще придется с ним повозиться. Уайк всегда и всюду остается самим собой. Хафидж, по-моему, оглушен случившимся. Ведь из нас только он один — настоящий звездоплаватель. Сейехи чувствовал себя как дома всюду, где были его машины, но для Хафиджа дом — это именно космос. Если кто-нибудь и выберется отсюда, так это будет он.
— А остальные? Црига, Колрак?
— Я еще наблюдаю за ними. Быть может, вы сами подскажете мне ответ?
Арвон покачал головой.
— Колрак кажется самым старым среди нас, а Црига моложе всех. Этим я и ограничусь.
— Крайности иногда труднее всего поддаются прогнозу, — заметил Нлезин, обращаясь скорее к самому себе. Затем он быстро вскочил на ноги и отряхнул одежду. — Пошли. Настало время выслушать Веское Слово Нашего Благородного Капитана.
И по залитой полуденным солнцем траве они зашагали к останкам корабля.
Они уселись в кружок на солнце — там, где корпус корабля заслонял их от холодного ветра. Рядом виднелись две свежие могилы, и не требовалось большого воображения, чтобы ощутить присутствие Дерриока и Сейехи.
Даже сидя на земле, Уайк, казалось, возвышался над всеми остальными. Он вовсе не отличался атлетическим сложением, но все равно приковывал к себе внимание — такая огромная энергия сквозила в нем. Он был словно тугая пружина, готовая развернуться при малейшем прикосновении. Уайк не только официально считался их руководителем, но и стал им на деле: он руководил ими, потому что был безжалостным — не тупым, слепым или жестоким, а просто железным до мозга костей.
Говорил Уайк:
— Вы все слышали, что сказал Дерриок. Он был специалистом в этой области, и он рекомендовал нам не оставаться здесь. Его доводы показались мне вполне убедительными тогда и кажутся такими сейчас. Однако, прежде чем принимать решение, нам необходимо обсудить несколько вопросов.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
— Во-первых: было ли у Дерриока достаточно данных для правильного заключения? Работа по необходимости проделывалась наспех, а у нас нет вычислительных машин, чтобы проверить его выводы. Он мог и ошибиться.
— И все-таки, Уайк, его предположения стоят больше наших, — возразил Нлезин. — Заметьте, я беспристрастен: прогулка в тысячу миль меня не очень привлекает.
Уайк слегка улыбнулся.
— Я согласен, что его оценка положения — лучшее, что у нас есть. Если мы решим попробовать вернуться домой, то можем последовать его плану. Да иного выхода и нет: вряд ли сюда в ближайший миллион лет попадет другой исследовательский корабль, а если это и случится, нас они все равно не найдут. Вы согласны со мной?
Никто не возражал.
— Хорошо. В таком случае нам надо решить очень простой вопрос: остаемся мы здесь или отправляемся на поиски ненаселенного материка, о котором говорил Дерриок? Конечно, все вы понимаете, что означает второе решение. Нам известно, как мало шансов, что этот мир сумеет достигнуть стадии космических полетов, хотя бы самого ее начала, — и уцелеть. Здешнюю цивилизацию должны будут создавать люди, а человек, как мы наблюдали во множестве миров, склонен уничтожать себя, едва он получает такую возможность. Таковы факты, и мы не можем их игнорировать. Если мы доберемся до этого материка, если даже останемся в живых, проспав несколько десятков тысячелетий, то весьма возможно, что проснуться нам предстоит среди радиоактивной пустыни. В этом случае дальнейшее понятно без лишних слов. Однако есть шанс, что мы так долго искали именно эту планету, что именно она составит нам компанию в нашей довольно суровой вселенной. Но шанс этот весьма относителен. Так стоит ли нам рисковать?
Первым ответил Црига, самый младший.
— Но ведь мы не обязаны спать так долго, правда? Я хочу сказать, что мы могли бы заснуть на пять или на десять тысяч лет — ну, сколько понадобится, а потом проснуться уже в цивилизованном мире, но еще не обладающем атомной энергией. Мы не вернулись бы домой, но могли бы создать себе новый дом сами. — Его глаза заблестели, и он продолжал увлеченно: — Мы тогда словно перенеслись бы назад во времени на нашем Лортасе, увидели бы своими глазами то, о чем приходилось читать в исторических книгах…