Но их всего две (мне говорили, что две), и покидают они гаражи довольно редко. Даже телевизионных антенн и электрических проводов нигде не видно. Оказывается, антенны запрятаны под крышами. А провода вот уже десять лет как прокладываются под землей.
Все это я узнал, конечно, не сразу, нет. Как это бывает всюду — на Земле и на любой другой планете, знания накапливались по крупицам. Но здесь мне все было внове, и процесс этот происходил быстрее, чем на Земле. Я старался присматриваться и прислушиваться, и делать выводы, не показывая при этом видимого интереса. Совсем как какой-нибудь иностранный агент, занимающийся шпионажем и принимающий при сборе информации все меры предосторожности.
Яркими, красивыми были и люди. Я заметил, что при встрече они улыбаются и подносят правую руку к берету, а кто без берета, тот к пустой голове, — у них это не считается зазорным. Рукопожатия здесь, кажется, не получили широкого распространения. Во всяком случае, когда я, забывшись, протянул руку Семену, здешнему соседу и другу, тот сначала опешил, а потом и отступил на шаг или два.
Кстати, о Семене. Он и здесь порядочный скептик и маловер. Я сразу догадался. Правда, в отличие от нашего, земного Семена, он здесь, так сказать, жизнерадостный скептик и маловер. Но суть от этого не меняется.
Жизнерадостные-то даже опаснее, потому что их сразу не раскусишь.
Моему приезду он страшно обрадовался.
— Эдька, черт, здорово! Откуда ты? Почему так скоро? Ну, ясное дело, я всегда говорил, что все курорты — это, брат, сплошная скукота и маята.
— Ну, так уж и все! — возразил было я.
— Все, все, это уж как пить дать. Я, правда, не бывал на курортах — они мне до лампочки, — но знаю, что все. Да ты взгляни на себя. Ведь похудел. Скулы-то, скулы-то как торчат! Вот тебе и Сочи. А, между нами, какой черт занес тебя в сосновый бор? Прихожу с работы, Федька, братан, и говорит: «Дядя Эдуард приехал!» Где ты его видел, спрашиваю. А он: «В бору… Залез в озеро и сидит…» Что тебе в том озере? А?.. Ну, давай, выкладывай. Ведь неспроста же ты залез! Какая-нибудь мысль была, может быть, цель?.. А?..
Между тем небо совсем потемнело. На северо-востоке тучи опустились низко, казалось, они вот-вот зацепятся за деревья и повиснут, как тряпки.
С другой стороны, над степью, виднелись проемы — в них светило солнце. Горизонт в той стороне был чист, и я решил, что дождь там на сегодня не запланирован.
Было тихо и пусто. Можно было подумать, что все попрятались, боясь предстоящего водопролития. Но вот пророкотал гром, воздух прорезала молния, и деревня ожила. У нас в таких случаях люди, и правда, забиваются в укрытия, куда-нибудь под навесы, под стога сена или соломы. А здесь, наоборот, смотрю — все высыпали из домов. Женщины — простоволосые и босиком, в платьях с короткими рукавами. Мужчины — большей частью в шортах и теннисках, но без головных уборов и тоже босиком.
После второй молнии и второго грома вышла и Фрося. Она слегка кивнула мне, повела плечами и отвернулась. «А ты, оказывается, гордая!» — подумал я, не теряя, впрочем, надежды. Я хотел было заговорить, но в это время сверкнула третья молния и ударил третий гром, и полил дождь. У нас, как известно, дожди начинаются исподволь. Упадет капля, другая, третья…
А здесь, и правда, — как из ведра.
В воздухе до того потемнело, что я не мог различить человека на расстоянии локтя. Вижу — мелькают тени, а какую тень как зовут, ума не приложу. О домах, деревьях и говорить нечего. Они пропали, точно растворились в небесной хляби. Сначала я еще различал какие-то смутные очертания, а потом и их перестал различать. Все помутнело, расплылось и растворилось, и я не знал, что делать. Впрочем, скоро я сообразил, что делать ничего не надо. Бежать бесполезно, все равно промок до нитки, значит, надо стоять и ждать, подумал я.
Потом, гляжу, немного посветлело, и я стал различать уже не тени, а более или менее ясные фигуры. Эти фигуры вели себя довольно активно. Дядя Кузя (я его сразу узнал, с первого взгляда) набрал в ладони дождевой воды, вылил себе на макушку и потряс головой от удовольствия. Невесть откуда взявшийся сосед и друг Семен запрокинул жизнерадостное лицо и открыл рот с ярким золотым зубом. Я спросил, зачем он это делает.
Семен глянул на меня, как на чудака, сказал: — А зачем ты в озере сидел? — и запрокинул лицо еще пуще, так что было просто непонятно, как человек держится на ногах в такой позе.
Тетка Соня, мокрая — хоть выжми, тоже растопырила руки и тоже стала собирать дождевую воду в ладони. Однако, как я заметил, она не выливала ее себе на макушку, а разбрызгивала вокруг, стараясь облить, обрызгать Фросю, Настеньку или еще кого-нибудь из девушек.
Оказывается, здесь существует примета: если обольешь девушку дождевой водой, та непременно выйдет замуж и будет счастлива. Про богатство обычно не говорят. Во-первых, как читатель скоро узнает, богатство здесь ни к чему. А во-вторых, по уверению одного здешнего ученого, не в богатстве счастье.
Кстати, о приметах и предрассудках. У них здесь все наоборот. Если черная кошка перебежит дорогу — это к добру, а женщина с полным ведром — к худу.
Впрочем, по уверению тетки Сони, черных кошек на этой планете нет, во всяком случае, она не припомнит, чтобы они когда-либо попадались, а ввиду наличия водопроводов нужда в ведрах отпала сама собой. Но это не меняет положения.
Что касается числа 13, то его здесь нет. А значит и никаких предрассудков, связанных с этим числом, тоже нет. 11, 12 и сразу 14, 15 и так далее. А после 19 идет какое-то надцать — для равного счета. Кое-кому это кажется неудобным. Как же, двенадцать, четырнадцать… девятнадцать, потом надцатъ и лишь после этого двадцать. Но большинство довольны. Без тринадцатого числа, говорят, жить стало веселее.
Несколько поодаль и как-то особняком стоял мужчина приметной наружности. Все что-то делали, как-то двигались, выражая этим свои эмоции, свое, так сказать, отношение к дождю и друг к другу. А этот мужчина стоял на месте и ничего, ну решительно ничего не делал: не собирал воду в ладони, не поливал себе на макушку и не брызгался.
Представьте мое изумление, когда я узнал в нем Ивана Павлыча, председателя здешнего колхоза. Еще вчера тетка Соня сказала, что Иван Павлыч и здесь председатель, и это меня страшно смутило. Почему, думаю, он, а не кто-нибудь другой? Неужели в мире действуют некие силы, вершащие судьбами людскими?
Иначе чем же объяснить, что он, а не я? Что он, умнее?
И главное — и там, и тут… И, может быть, на какой-нибудь третьей, четвертой, пятой планете?.. Уму непостижимо!
