Что толку гнить заживо, как те старики… Я должен умереть в расцвете сил… И если никто из моих врагов не сделает этого, придется самому». Его пальцы завязали скользящую петлю. «Я буду висеть посреди дикого леса, ветер будет раскачивать мой труп. Я должен умереть, рано или поздно. А сегодня такой хороший денек для смерти. И дождя нет».
Ральф с ненавистью смотрел на Кронта. Его глаза сверкали, лицо раскраснелось, на лбу выступила испарина. Он лихорадочно повторял про себя «умри, падаль, умри».
Кронт со странной мечтательностью смотрел на узел. Ральф нервно сглотнул, схватился потной ладонью за рукоять меча. «Ну, вперед, привяжи веревку к мерзкому дереву и сунь свою проклятую шею в петлю! Давай, давай!» — Да умри же ты, наконец! — не выдержал Ральф.
Он выхватил меч и кинулся к Кронту. Тот мгновенно бросил веревку, отскочил в сторону.
— Дерьмовый ублюдок, — Кронт достал свой меч.
Ральф ударил — яростно, бездумно. Сталь звякнула о сталь, контратака Кронта чуть не заставила аристократа выпустить оружие. Он шагнул назад, наткнулся на Велену и упал.
— Проклятый аристократишка!
Кронт занес меч.
Велена пыталась встать. Она тянула к небу окровавленные пальцы, будто пытаясь ухватиться за край свинцово-серых облаков. Меч Кронта резко опустился вниз, вонзился в землю между Веленой и увернувшимся Ральфом. Клинок задел девушку, она почувствовала, как предплечье обожгло болью и завизжала. Ей уже не хотелось умирать. Ей хотелось рвать на куски податливую плоть, чтобы насытить внезапно проснувшуюся ненависть.
Ральф откатился по земле. Удушливая пелена отчаяния будто спала, и он с изумлением и ужасом смотрел по сторонам. Злость осталась — это была привычная, послушная злость. Его злость, которую он держал в прочной клетке.
Велена вцепилась в Кронта ногтями. Он пытался отодрать девушку левой рукой.
Отодрать, швырнуть на землю и воткнуть меч ей в живот.
— Прекратите! Велена! Кронт! — кричал Ральф. — Это ведь нечаянно случилось! Мы нужны друг другу! Никто не дойдет один!
Вой девушки понемногу превращался во всхлипывания. Ее руки начали дрожать.
Кронт опустил меч.
— Что… что это было? — спросил он, тяжело дыша.
— Не знаю, — ответил Ральф. — Я всегда хотел отделать тебя. Но никогда еще не мечтал о собственной смерти.
Велена разжала хватку и упала. Ее била дрожь.
— Мы должны уйти отсюда. Иначе мы сойдем с ума.
По щекам девушки катились крупные слезы, и она не пыталась их удержать. Кронт, несколько смущенный, протянул ей руку. Велена чуть улыбнулась ему — беспомощно и жалко.
Изгнанники торопились прочь от мертвого дерева.
Ведьма День прошел, как в бреду. Ральф помнил, что они куда-то брели, без остановок, не следя за направлением. Жутко болела голова, перед глазами плавали красные пятна.
Во рту был мерзкий полынный привкус — и сколько не сплевывай, все равно горчило.
— Мы не найдем тракт, — устало проговорила Велена — для Ральфа ее голос звучал, будто из-под земли. — Никогда не найдем.
— Ерунда… просто нужно отдохнуть… — Кронт прислонился спиной к дереву.
Они стояли на невысоком холме и смотрели, как лес внизу затягивается тьмой. Тени расползались, становились все больше и чернее. Казалось, что они поднимаются от земли, будто пар. Притихшие сосны застыли в холодном воздухе.
Маленькая фигурка переходила от дерева к дереву, а мрак плескался у ее колен.
Поначалу Ральф подумал, что это очередной обман зрения. Он сморгнул, раз, другой, но странное существо не исчезло.
— Эй? — из пересохшего горла вырвался хрип, мало напоминавший человеческую речь.
Ральф откашлялся и переспросил:
— Эй, вы кто?
Кронт молча достал меч.
— Я? — у существа оказался неожиданно глубокий и сильный голос. — Я Гердис.
— Ральф Коэн. Лишер Хорнкронт. Велена из Форпоста.
— Я не спрашивала ваших имен. Мне нет дела до вас.
— И ты даже не пригласишь нас в свой дом? — ухмыльнулся Кронт.
Гердис внимательно посмотрела на них.
— Ну ладно. Не отставайте только.
Изгнанники переглянулись. Гердис уходила, не заботясь, следуют ли они за ней.
Дом Гердис оказался крохотной лачугой у ручья. Бревенчатые стены покрыл толстый ковер зеленого мха, на крыше одиноко дрожала чахлая осинка.
Внутри было тепло и душно. Ральф едва удержался от того, чтобы не заткнуть нос — невыносимо воняло гнилью, грязной шерстью и дымом. Гердис зажгла свечку на столе, подбросила дров в печь. Вспыхнувшее пламя осветило убогую обстановку: земляной пол, столик, чурбаны вместо стульев. Две козы лежали на кровати, еще одна меланхолично обьедала ржавчину с большой железной бочки в углу.
— Пшш! — зашипела хозяйка, и козы поспешно убрались с постели.
Она сбросила плащ и повернулась к изгнанникам. Черная блестящая маска скрывала лицо — виден был только острый подбородок и тонкие, бледные губы.
— Проходите, дорогие гости, — сказала она с плохо скрытой злостью.
— Спасибо, Гердис, — Ральф устало опустился на чурбанчик у огня.
Она налила им какой-то подозрительной похлебки. Ральф задумчиво смотрел на темную густую жидкость с кусочками овощей, мяса, грибов и никак не мог решиться отведать. Подняв глаза, он увидел, что Велена тоже не ест, а Кронт внимательно смотрит на хозяйку, ожидая, пока та попробует первой.
— Что, боитесь? — хрипло засмеялась Гердис. — Думаете, отравлю вас? Хи-хи-хи! С ведьмы станется…
— Осторожность никогда не помешает, — сказал Кронт.
— О да, о да… Только вы уже отравлены, бедняжечки. Такие бледно-зеленые рожи только у потравившихся и бывают… У проклятого дерева сидели, небось…
— Что за дерево? Что ты о нем знаешь? — оживился Ральф.
Гердис пожала плечами:
— А что тут знать? В долине у смерти много обличий… И с ней надо ладить, чтобы не загнуться вот так…
— Ладить? С долиной?
— Нет. Со смертью… Жрите давайте, Гердис плохого даже таким, как вы, не даст.
Она зачерпнула деревянной ложкой своего варева.
— Ты правда ведьма? — спросила Велена, пробуя похлебку.
— О да! Да, девочка…
— Знавал я одну ведьму… — встрял Кронт. — Она снимала комнату в том же вшивом отеле, что и я. Милая такая старушка, бывалыча, разукрасится, снадобья крепкого дернет и пойдет под окнами буянить… Раз сосватала мне свою дочку — я усталый был, жрать хотелось, а она как пристала… пришлось пообещать, что женюсь. К счастью, та девица жила в другом городе… А ведьма, даром что пила, как лошадь, половину соседей пережила. И мужа своего… Он помер в самый разгар пьянки — сидел себе синенький и холодный в уголке… она заметила когда уж похмелилась…
