Потом до меня дошло, что в суматохе, возникшей в доме благодаря моему вторжению — когда все охранники искали меня, а сигнализация сошла с ума, — Источникам удалось бежать.
— Да, — кивнула я. — Я их видеть.
Больница находилась в десяти минутах ходьбы от полицейского участка.
Нервоплексовые улицы отдыхали от дневной толчеи. Даже свет фонарей казался слегка приглушенным. Огромная луна уже миновала верхнюю точку своего пути по небосклону и опускалась к горизонту, заливая спящий город неярким оранжевым светом.
По дороге я спросила у начальника:
— Эти Источники — они с Тамса?
— Не совсем. Их родители были сервами, переселенными на Тамс несколько лет назад вместе с имуществом какого-то аристо.
— Значит, они родились уже сервами?
— Это все, что мы до сих пор знаем о них, — начальник скривился. — Боже, да они и говорят-то с трудом. Даже получив шанс бежать, они едва отважились на это.
«Переведи» Отважились на это «, — подумала я.
» В данном контексте это означает «предприняли попытку бегства», — ответил мой центр.
Да, они действительно храбрые ребята. И это еще мягко сказано. Даже одна мысль о побеге требовала от них преодоления многолетней психологической муштры.
— Вы помочь им? — спросила я.
Он кивнул.
— Когда мальчика выпишут из больницы, мы пошлем их на Землю. Там для них найдутся приемные родители, которые помогут им ассимилироваться.
Хоть одно доброе дело будет результатом моих сегодняшних похождений, подумала я. Теперь Источники найдут себе убежище, слово, которое так любят земляне. Земля хранила нейтралитет в войне между моим народом и купцами, обещая убежище каждому, кто будет в нем нуждаться. До сих пор я относилась к ним с подозрением именно из-за этого. Убежище представлялось мне возможностью для наших смутьянов избежать заслуженного наказания.
Этой ночью я увидела все в другом свете.
Источники лежали в отдельной палате. Я узнала их сразу, как только врачи пропустили нас внутрь. Они были близнецами лет по восемнадцати.
Мальчик лежал на кушетке, а девочка сидела в кресле у изголовья, перелистывая для него голокнигу. При нашем появлении они вздрогнули и побледнели.
Я нерешительно потопталась в дверях, потом вошла.
— Мое почтение, — произнесла я по-эйюбиански, на языке касты сервов.
Язык назывался так в честь Эйю'бба Куокса, прадеда Джейбриола и первого Императора. «Эйюб» было также словом, которым купцы называли свою Империю.
Содружество Эйюбы. Все-таки купцы большие мастера по части названий. Не уверена, что жители покоренных ими планет испытывают к своим непрошеным господам особо дружеские чувства.
Девочка не сводила с меня огромных перламутровых глаз. Ее брат с трудом сел. На нем была пижама, но я видела ожоги на его запястьях и знала, что под одеждой их еще больше. Я не хотела думать о том, что делал с ним его владелец — слово «владелец» подходило более всего, как бы ни пытались аристо убедить всех в том, что их Источники — не рабы, а «привилегированные объекты».
— Вы та, кто приходил в дом? — неуверенно спросил юноша.
Я кивнула:
— Рада, что вы на свободе.
— Простите, что мы причинили вам беспокойство, — сказала девочка.
— Простите нас, — повторил за ней мальчик. — Мы не хотели причинять вам неприятностей.
Я не верила своим ушам: они еще извиняются передо мной.
— Мне жаль, что я не появилась раньше, — скажем, восемнадцать лет назад.
— Мы больше не побеспокоим вас, — сказала девочка.
Я судорожно сглотнула.
— Вы… ничего.
Чем дольше я говорила с ними, тем хуже себя чувствовала. Они продолжали извиняться. Их сознания были открыты и беззащитны; я ощущала их стыд за то, что они были Источниками, за то, что все их так жалеют. Сказать, что они презирали сами себя, было все равно что ничего не сказать. Шрамы, оставленные охранником, проникали куда глубже, чем ожоги.
Тот душеспаситель, с которым я общалась десять лет назад после приключения с Тарком, говорил ли он мне что-то подобное? Я не помнила и не хотела вспоминать.
Полиция освободила меня сразу по выходе из больницы. Они могли депортировать меня за нарушение их законов, но не хотели делать этого. Мне показалось, что они с гораздо большим удовольствием депортировали бы охранника, выдвигавшего обвинения против меня.
Я возвращалась в гостиницу в расстроенных чувствах. Как мне жить дальше, зная, что единственный живой человек, способный стать моим супругом-роном, олицетворяет все, что я так ненавижу? Интересно, оценит ли отец Джейбриола иронию того, что, пытаясь создать абсолютное оружие против моего народа, он получил в результате исключительно порядочное человеческое существо?
Жизнь Джейбриола, объяви он открыто о своих правах на наследство, превратится в ад. Ему придется жить как хайтону в окружении людей, которые истерзают его. Для того чтобы выжить, ему придется сделаться во всех отношениях таким, как они. И если они когда-нибудь узнают правду, жизнь двух Источников, которых я видела только что, покажется раем по сравнению с его жизнью. Что станет с Джейбриолом, когда до него дойдет правда о его будущем?
Я почти знала ответ. Я видела его в моем сводном брате Кердже, возможно, даже в себе самой. Нет предела способности человеческой души ожесточаться.
Но мне не хотелось думать о том, каким станет Джейбриол. Мне хотелось помнить его таким, каким я видела его этой ночью. Возможно, он сумеет сохранить в себе достаточно человеческого, чтобы когда-нибудь встретиться с Императором Сколии за столом переговоров. Во всяком случае, он мог бы стать единственным Императором-хайтоном, способным хотя бы на переговоры с нами. И это — еще одна причина, по которой я не смогу рассказать никому о том, что узнала о нем этой ночью.
Я «знала» Джейбриола, потому что наши сознания сливались вместе. Моему сводному брату Керджу никогда не испытать такого. Даже если допустить, что ему представится такая возможность, Кердж никогда на это не пойдет. А без этого он никогда не разделит моего убеждения, что Джейбриол — наш единственный шанс закончить войну, не проиграв ее. Отец и дед Джейбриола создавали его для того, чтобы положить этой войне конец — это не подлежало сомнению, — но не мирный конец. И если Кердж только узнает, что у Ур Куокса имеется наследник, способный овладеть Сколи-Сетью, он не успокоится до тех пор, пока не будет стоять над мертвым телом этого наследника; смерть последнего предпочтительна по возможности наиболее мучительная.
Конечно, я могу заблокировать то, что узнала, воздвигнув вокруг этих воспоминаний барьер. Но это означало бы также стену между мной и всеми, кого я люблю. Рекс поймет, что что-то не так. Он никогда не докопается до истины, но поймет, что во мне что-то изменилось.
