— Молодец, — произнес тот.
Потом посмотрел на шахматистов.
Майоранский жадно глядел на умерщвление, а Лядов отошел повыше и читал памятную доску возле входа.
Ну что ж, сказал себе Берия, неплохой выдался день. Совет консулов уменьшился вдвое.
Нет Верховного, Чаянова. Нет Ларисы Рейснер, а вот теперь к ним присоединился и Грацкий, человек пустой и никому не нужный.
К сожалению, Клюкин и владыка Никифор успели сбежать с поля боя. Еще остается Победоносцев.
И конечно же, Берия Лаврентий Павлович.
Нет никакого смысла дополнять или переизбирать консулов, потому что в любом случае тогда у врагов будет большинство. Они уверены, что Берия убил Чаянова. И не простят, потому что боятся. Трепещут.
Обойдемся без них.
Будем ликвидировать поодиночке.
Это совсем не так сложно в этом пустом мире. Только надо внимательнее относиться к собственной безопасности. Никому не доверяй. Предатели водятся в любой норе. Даже в самом сердце империи.
Моей империи.
Империя — неправильное слово.
Мы будем создавать великую мировую державу. Советский Союз, ту самую, за которую выхаркивал легкие Дзержинский и погиб Владимир Ильич.
Советский Союз.
Единственный, неповторимый, преданный и разбазаренный ничтожествами. Которые понесут Кару.
— Пройдемте внутрь, — сказал Берия.
Он посмотрел на чекиста. Тот приподнял брови и расправил плечи, как бы прося шефа отдать приказ.
— Возьмешь мешок, — сказал Берия, — и отнесешь голову Грацкого ко мне в кабинет.
— Слушаюсь.
— Поставь несколько человек с арбалетами у входа. Пускай смотрят. Чтобы снова к дверям не подпускать… И еще, как только уберут трупы, пускай собирают пули и снова зарядят пушку. Это не последнее нападение.
— Скоро они не сунутся, — ответил велосипедист.
— Пушку держать заряженной и возле нее — человека, так сказать, держи порох сухим. Так нас учил Суворов.
— Так точно, товарищ министр!
Берия оглядел подходы к Смольному: окровавленные ступени, трупы, вестибюль, в котором, запрокинув ложку, стояла нелепая пушка. Все вроде в порядке. Все охвачено внимательным взглядом вождя.
В подвале диспозиция не изменилась. Так как время в Чистилище идет лишь индивидуально, люди, пожившие там, привыкли к пассивности перед его лицом. Привыкли ждать, пока что-нибудь не случится. И хоть лаборатория доктора Фрейда была одним из немногих живых уголков того мира, санитары, ассистенты и охранники, которых Берия оставил перед дверьми, впали как бы в кататонию и замерли, но не заснули, а проводили время в ожидании того, о чем не имели представления.
Появление Берии в сопровождении двух незнакомых мужчин вернуло всех к жизни, как обитателей заколдованной пещеры после того, как принц поцеловал спящую царевну.
— Все в порядке, — сказал Берия. — Всем оставаться на местах. Гоглидзе, доложи, беспорядков не было?
— Не было, Лаврентий Павлович, — ответил самозваный родственник консула. — Леонид Моисеевич молчит.
— Его счастье, — заметил Берия и открыл дверь.
Доктор сидел за столом, что-то писал.
— Встать! — крикнул Берия.
Доктор послушно поднялся.
Это успокоило Лаврентия Павловича, который боялся бунта на корабле.
— Закройте за собой дверь, — приказал Берия шедшему последним Лядову.
Тот осторожно, чтобы не хлопнуть, прикрыл дверь.
Берия прошел к центру зала. Остановился возле рабочего стола, не доходя нескольких метров до доктора.
— Познакомьтесь, — сказал он. — Доктор Фрейд. Наш медицинский гений. Леонид Моисеевич. Уже давно не покладая рук трудится над тем, как нормальный человек может оказаться в Верхнем мире, то есть там, откуда мы родом, и не погибнуть в первые же часы. В этом смысле он ваш коллега.
Леонид Моисеевич поклонился. Люди, которых привел Берия, были ему незнакомы.
— Профессор Майоранский, — представился первый.
— Лев Яковлевич, — уточнил Берия.
Доктор увидел солидного, хоть и небольшого размерами профессора. На нем было написано слово «профессор». Бородка клинышком, длинные, но в меру, волосы в проседь, щечки, сохранившие пухлость. Глазки прозрачные, но неуловимые из-за постоянного мелкого движения зрачков. Костюмчик поношенный, сшитый на другого, стройного мужчину, а у этого было брюшко. Это не его костюм, Майоранскому не удалось бы растолстеть в этом Чистилище.
Второй человек, которого Берия представил как Лядова, но имени не называл, был невысок, худ и подтянут, лицом похож на Суворова средних лет, даже с хохолком.
— Вот этим вашим коллегам, — сказал Берия, — вы и сделаете вакцину, которая позволит им без всякого вреда для жизни провести неделю наверху, выполнить свое задание и вернуться не только живыми, но и здоровыми.
— Но только не неделю! — возразил Леонид Моисеевич. — Три дня я гарантирую. Но не неделю. Это опасно.
— А вот если будет опасно, Леонид Моисеевич, — предупредил Берия, — то спросим с вас.
— Но нам-то тогда уже будет все равно, — заметил с улыбкой Лядов.
Улыбка у Лядова была язвительная, под стать хохолку. Может, он и знал, что похож на Суворова, вот и носил в себе язвительность.
— Придется вам управиться с делом за три дня, — сказал доктор.
— Пять дней, и ни минутой меньше! — заявил Берия. — Постараешься, бандит долбаный!
— Как? — удивился Леонид Моисеевич. Даже в том жестоком мире никто его еще так не называл. — Почему я кажусь вам бандитом, Лаврентий Павлович?
— Потому что ты и есть бандит. Мой любимый, дорогой бандит. Прошу любить и жаловать — мой друг. — Берия засмеялся. Этого он делать не умел.
В дверь просунулась толстая белая морда велосипедиста в ржавом немецком шлеме.
— Там снова лезут, шеф. Вы не посмотрите?
— Иди, сейчас буду. Из пушки без меня не стрелять.
Берия обернулся к своим шахматистам.
— Доктор Фрейд для вас — старший товарищ и коллега. Слушайтесь его, потому что он не сделает вам дурного.
— А если сделает? — спросил Лядов.
— Во-первых, вы сами во всем разбираетесь, — сказал Берия. — Во-вторых, у вас нет выбора. Я ему доверяю, и вы будете доверять. Вы же из одной компании.
— Разве? — взвился Майоранский. — Я никогда не был в компании с Леонидом Моисеевичем. И не стремился к этому.
— Хватит разговорчиков! — рявкнул Берия, который почувствовал, что зашел слишком далеко в своем либерализме. — Фрейд, начинайте свои опыты. Гоглидзе! Где Гоглидзе? Помогай доктору и смотри, чтобы шахматисты не мешали работать.
