— Забавы, забавы… — Старик проследил мой взгляд. — Осуждаете? Даром трачу время?
— Не мое дело, — сказал я.
— Разумный подход! Понимаете ли, молодой человек, с высоты прожитых лет я ясно вижу, что любое человеческое действие — суета сует. Любовь, ненависть, дружба, вера, презрение, ревность, ярость, патриотизм, вдохновение — все наши чувства сгорают и превращаются в ничто. И важно ли, любишь ли ты на самом деле… — Он запнулся и уточнил: — В силу возраста я вынужден исключить плотский компонент любви… или лишь имитируешь любовь, заставляя поверить и себя, и окружающих, что испытываешь неземные страсти?
— Не знаю. Наверное, все-таки важно.
— Вы молоды, — с теплой отеческой интонацией сказал старичок. — Ах, как вы молоды… А вы знаете, во время войны с Буонапарте я был еще моложе вас, я был совсем еще дитя, но столь же горяч и азартен. Убежал из папенькиной усадьбы на войну и целый год служил барабанщиком. И застрелил бы на месте любого, кто иронизировал бы по поводу моей любви, моей веры или моего патриотизма! Но, к счастью, времена меняются. Нынче дуэли не в ходу. И вообще все стало «лайт». Любовь-лайт, вера-лайт, патриотизм-лайт. А я вовсе не ропщу! На дворе лето, солнце светит, дети бегают, птички поют, войн и эпидемий нет. Все идет своим чередом! Все к лучшему в этом лучшем из миров, как говорил мудрец Вольтер…
— На дворе зима, — заметил я. — И ночь. Дети спят, птицы улетели в теплые края. Но войн и эпидемий вроде как нет. Зато есть террористы и СПИД.
— Куда вам? — резко спросил старик.
— В Орызалтан.
— В Орысултан, юноша. С вас… — Он наморщил лоб. — Право, не знаю! Функционалы проходят бесплатно, а вы бывший функционал… Я возьму с вас половинную цену.
— Хорошо.
— Четыреста восемьдесят рублей.
Я достал из куртки и отдал ему пятисотку.
— Сдачи не надо. Спасибо.
— А вот оскорблять меня чаевыми не надо, я вам не лакей! — строго сказал старичок. Достал из ящика стола банку из-под «Редбула», заполненную мелочью, и торжественно вручил мне четыре пятака.
Пришлось взять.
После этого господин Николенька Цебриков неохотно встал из-за стола. Было в имени «Николенька» что-то ужасно фальшивое, как в современном нуворише, вздумавшем играть в старорусскую аристократию. Но при этом он-то как раз имел право и на слащаво, по нынешним временам, звучащее имя, и даже на свои выкаблучивания перед технарями. Если и впрямь — убежал из дома воевать с Наполеоном…
Надо же, уже и не удивляюсь таким вещам! Ко всему привыкаешь.
— Следуйте за мной, — торжественно сказал старик. — Нам нужен второй этаж, четвертая квартира…
Мы вышли за дверь. По грязненькой лестнице я стал подниматься вслед за Цебриковым. На втором этаже горела слабенькая лампочка без плафона. Имелись и две двери — с цифрами «3» и «4».
— А тройка куда ведет? — спросил я.
— Антик.
— У, — сказал я с понимающим видом. — Смешное место.
— Отсталый, нелепый, примитивный мир! Как можно — добровольно остановить научно-технический прогресс?
— А социальный?
— Социального прогресса вообще не существует, юноша. — Цебриков фыркнул. — Вот я вам такой пример приведу: в году одна тысяча восемьсот двадцать пятом приехал я в Санкт-Петербург посетить одну прелестную девицу, обсудить с ней «Северные цветы», первый выпуск, и нажраться с друзьями насколько денег хватит… А тут у Манежа — толпа. Знакомые офицеры. Сабли наголо, все несутся куда-то… Я им кричу: «Куда вас черт несет, карбонарии!» Бегу следом, увещеваю… Что там дальше случилось — знаешь, наверное? Ну так вот, а какой-то дурак квартальный на расследовании показал, будто я кричал «В каре против кавалерии!». У него, видать, уши давно шерстью заросли… И как я ни оправдывался, как ни возмущался — загремел вместе с декабристами. Был разжалован в солдаты, на Кавказе с дикими горцами воевал… Так вот, милый юноша! Скажите мне — чем отличаются те события почти двухсотлетней давности от нынешних? Глупая власть, восстанавливающая против себя народ; честолюбивые заговорщики, которым плевать на этот народ; трусливые караульные, готовые возвести понапраслину, лишь бы с себя вину снять; суд скорый и неправедный; волнения и жестокости на Кавказе… Скажите мне, существует ли такая вещь, как прогресс социальный, как развитие общества — от дурного к лучшему, от жестокого к гуманному?
Я молчал.
— Нет, нет и нет! — сказал Цебриков с чувством. — Вот потому я доволен своей нынешней участью. Мне не жмет цепь, на которой я сижу. Чудеса техники, возможность всемирового общения, чудная вольность нравов — во всем этом нахожу я настоящие успехи рода человеческого. А вовсе не в социальных институтах, которые служат лишь успокоению нравов черни и самообольщению правящих верхов.
— Значит, интернет? — спросил я.
— Да, — с вызовом ответил Цебриков. — Интернет. Телевизор. Телефон. Компьютер. Вот в чем величие человеческого духа! А за этой дверью — ваш Вероз. Добро пожаловать!
— Как мне найти таможенника Андрюшу? — спросил я.
— А, так вы проездом к нашим татарам? — Цебриков кивнул. — Сейчас все объясню.
Запустив руку в карман, он некоторое время рылся там, потом достал ключ — старинный, массивный. Похоже, его обиталище постепенно осовременивалось, мимикрировало под окружающую обстановку, а вот такие мелочи, как ключ, — не менялись.
А может, ключи и не могли меняться?
Он отпер дверь и торжественно протянул руку:
— Глядите!
Я поморгал от света — здесь утро уже наступило. Башня (или как оно с этой стороны выглядит?) стояла, как водится, уединенно — посреди какой-то мелкой малоэтажной застройки явно нежилого типа. Не то гаражи (хотя какие в Верозе гаражи?), не то сараюшки. По большей части с невысокими, в человеческий рост, куполами и крошечным ограждением. Интересно…
Что радовало — опять-таки, как водится, башня стояла на невысоком пригорке, и обзор был неплохой. Город начинался метрах в двухстах. Совершенно незнакомый, не похожий на Москву, с частыми башенками смутно знакомых очертаний…
— Минареты, что ли? — воскликнул я.
— Конечно. Тут нашей России вообще нет, юноша. Тут татары, там финны, здесь вятичи, там кривичи… Московия, если угодно ее так называть, занимает немного места и населена большой частью мусульманами. Хорошо хоть, здесь мусульмане не такие горячие, как у нас. — Старик фыркнул. — Вон, впереди, видите голубенький купол?
— Угу…
— Это храм Исы-пророка.
— Христа Спасителя? — догадался я.
— Именно. Место в городе почитаемое, красивое. Вы подходите к храму, заблудиться тут невозможно. Становитесь у ворот. Смотрите на десять-одиннадцать часов. И обнаруживаете чудную башенку с часами, птичкой и маленькой лавчонкой внизу.
