- Ах, - страстно сказал Маракинов, - но это очень удачно. Я давно мечтал, чтобы познакомиться с вами. Ваши работы для американца очень выдающиеся, я даже удивляюсь. Но вы ошибаетесь с вашей теорией развития покрытосеменных из Cycadeoidea dacotensis. Да-да, все неправильно...
Я принялся горячо возражать ему, отлично зная, что умозаключения, полученные из рассмотрения первобытных Cycadeoidea, явились моим величайшим достижением. Но тут, достаточно грубо, вмешался Ларри.
- Послушайте, - зашипел он на нас, - вы что, совсем обалдели? Не могли найти другого места и времени, чтобы устроить научную перепалку? Англосеменные[Здесь непереводимая игра слов: в английском языке покрытосеменные звучит почти как англосеменные (Angiospermae). ]? воскликнул Ларри. - Черт знает что такое!
Маракинов снова обернулся к нему с тем же вызывающим раздражение снисходительным видом.
- У вас нет научного мышления, мой юный друг, - сказал он. - Удар - это да! Но так может и мул. Вам следует записать себе на лбу, что важны факты, и только факты: ни вы, ни я, ни этот человек, - он показал на Халдриксона, - с его печалями. Только факты, и ничего кроме фактов - вот то, что не подлежит никакому сомнению. Ну, что же, - обратился ко мне Маракинов, - пожалуй, в другой раз..
Халдриксон прервал его. Громадный моряк неуклюже поднялся на ноги и стоял, опираясь на плечо Ларри. Он протянул ко мне руки и заговорил:
- Я видел ее, - прошептал он. - Я увидел mine Фриду, когда повернулся камень. Она лежала там... прямо у моих ног. Я схватил ее на руки и увидел, что mine Фрида мертва. Но я надеялся... и потом я подумал, что, может быть, где-то здесь и моя Хельма. И вот я побежал с mine Yndling... прямо сюда. Голос его прервался. - Я подумал, может быть, она не совсем умерла, продолжал он. - И вот я увидел это, - он показал на Лунную Заводь, - и подумал, что я мог бы умыть ее лицо и она могла бы ожить снова. А когда я сунул в воду руки... о, жизнь покинула их, и холод, смертельный холод побежал по ним прямо в мое сердце. И mine Фрида... она упала... - он прикрыл глаза и уперся лбом в плечо О'Кифа.
Так он стоял, давясь рыданиями; и казалось, что душа его рвется на части.
ГЛАВА 11 ПРИЗРАКИ В ОРЕОЛЕ ПЛАМЕНИ
Олаф закончил рассказывать. Маракинов многозначительно наклонил голову.
- Йес, - сказал он. - Тот, который выходит отсюда, забрал их двоих - и женщину, и ребенка. Йес! Они прошли сюда, схваченные в нем, и камень закрылся за ними. Но почему выбросили ребенка, я не понимаю.
- Откуда вы все это знаете? - воскликнул я, пораженный.
- Потому что я это видел, - просто ответил Маракинов. - Я не только увидел все это, но едва нашел время, чтобы выбежать через вход, прежде чем эта штука прошла сюда, кружась и мурлыкая, и колокольчики его звучали очень радостные. Йес! Оно было - как вы это говорите? - на волосок от меня, вот!
- Погодите, - сказал я, делая Ларри знак не вмешиваться. - Из ваших слов я понял, будто вы побывали в этом месте?
Маракинов буквально озарил меня улыбкой.
- Йес, доктор Гудвин, - сказал он. - Я вошел сюда, когда тот, который выходит отсюда, - вышел!
Потеряв дар речи, я смотрел на него, едва ли не разинув рот; на воинственной физиономии Ларри отразилось нечто вроде смешанного чувства зависти и почтения; Олаф, по-прежнему сотрясаясь всем телом, молча наблюдал за нами.
- Доктор Гудвин, и вы, мой юный драчливый друг! - продолжил Маракинов, эффектно выдержав красноречивую паузу (краем сознания я отметил, что русский почему-то не включил Халдриксона в свое обращение). - Настало время сделать нам взаимопонимание. Я имею сказать вам предложение. Вот оно: мы все - как вы это говорите? - в одной лодке... йес, и сели на мель. Нам нужны все наши руки, разве нет? Давайте соберем сообща наши знания и наши головы и способности... ведь даже пинок как у мула - это способность! - Он задорно посмотрел на Ларри. - И вытянем нашу лодку снова на хорошую воду. А потом...
- Все это звучит очень трогательно, Маракинов, - перебил его Ларри, но ни в какой лодке я не буду чувствовать себя в безопасности рядом с человеком, от которого того и гляди получишь выстрел в спину.
Маракинов умоляющим жестом прижал руки к груди.
- Но это ведь так натурально, - жалобно сказал он, - так логично, йес! Здесь очень большой секрет, возможно, много секретов, полезных в моей стране..
Русский замолчал. Лицо у него вдруг сделалось как у человека, охваченного каким-то необычайно бурным чувством: вены на лбу набухли, глаза засверкали, он вдруг заговорил срывающимся гортанным голосом.
- Я не извиняюсь и не объясняюсь, - проскрежетал Маракинов, - Но я хочу кое-что сказать вам, йес! Вот моя страна покрывается кровавым потом в эксперименте, чтобы освободить весь мир. И вот другие народы, окружающие ее, как волки, и они только и поджидают прыгнуть на наши глотки при малейшей мере признаке слабости. И вот вы, лейтенант О'Киф, - из волков Англии и вы, доктор Гудвин, - из банды янки... и вот вы здесь, в том месте, что, может быть, будет способно для моей страны выиграть войну для рабочих. Что есть жизни вас двух и этого моряка ради всего этого? Меньше, чем мухи, которых я хлопаю своей рукой, меньше, чем пылинки в солнечном луче!
Он внезапно осадил себя.
- Но это сейчас не такая важная вещь, - почти холодно подвел итог русский. - Ни это, ни мое стреляние. Давайте честно глядеть ситуации в лицо. Мое предложение есть такое: что мы соединяем интересы и - как это вы говорите? - смотрим на мир одними глазами, мы поищем наш путь через это место и поизучаем его секреты, о которых я говорил, если, конечно, сумеем. И когда это будет сделано, мы пойдем по нашим дорогам в каждую свою страну, чтобы сделаться полезными для наших стран, как каждому из нас это возможно. На моей стороне я предлагаю свои знания - и это вещь очень, очень неоценимая, - не так ли, доктор Гудвин? - и еще мой опыт. Вы и лейтенант О'Киф делаете так же самое, и этот человек, который Олаф, делает, что он может своей силой, потому что я не думаю, чтобы его полезность лежала в его мозгах, - нет.
- В сущности, Гудвин, - вмешался Ларри, пока я медлил с ответом, не зная, как отреагировать на предложение русского, - позиция профессора такова: ему дико хочется разнюхать, что скрывается в этом месте, но он начинает понимать, что одному человеку такая задача не по силам, и, кроме того, ему на голову неожиданно сваливается вся наша компания. Нас трое против него одного. И мы забрали у него пушку и все остальные его побрякушки. И нам, и ему сейчас одинаково выгодно быть заодно, а не держать за спиной противника. Но это временная уступка. Как только он дорвется до той информации, которая его интересует, все становится на свои места: тогда вы, и Олаф, и я - снова для него волки, мухи и пылинки, и не пройдет и семи секунд, как душка-профессор размажет нас всех по стенке. В любом случае, нас трое против одного, и если ему удастся удрать с тем, что он узнал, - ну что ж, значит, он это заработал. Я за то, чтобы взять его в компанию, если вы не возражаете.
