Однако его уже не слушали. Предводитель отошел в сторону и, указав на лежащего, коротко произнес.
– Бамагду!
– Бамагду! Бамагду! – закричали вокруг, и Джим решил, что его убьют.
«Ну и ладно, лишь бы пауку живым не отдали», – подумал он, устав бороться, и смиренно прикрыл глаза.
Он ждал удара копьем или острым ножом, которые висели на поясах дикарей, однако совершенно неожиданно ощутил на себе что-то горячее. Неприятная догадка промелькнула в его мозгу, и, открыв глаза, Джим тотчас их зажмурил, потому что в лицо ему полилась горячая моча.
От такой наглости дикарей Кэша начало трясти, но он не мог даже рта открыть, чтобы высказать этим мерзавцам все, что он о них думает.
Поливали его долго и основательно. Всем племенем. Наконец запасы иссякли, и к Джиму снова подошел самый главный. Он наклонился над пленником, дыша ему в лицо, и заглянул в глаза. Затем распрямился.
– Батата бана – унамону! – объявил он, и, как показалось Джиму, все вокруг вздохнули с облегчением.
После этого Кэша и Эрвиля привязали к толстым шестам и потащили через лес, словно питательную добычу.
Заметив, что одежда на Лу сухая, Джим даже испытал некую обиду за несправедливое отношение: почему одному все, а другому ничего? С другой стороны, произведенные над ним действия, возможно, гарантировали ему большую безопасность.
«Уж если залили мочой, – справедливо рассуждал он, – то жрать не будут».
Мучительное путешествие через лес длилось довольно долго. Джим отключался несколько раз, а когда приходил в себя, отмечал, что его то тащат через быструю речку, то волокут сквозь колючие кусты.
В очередной раз придя в себя, он почувствовал, что веревки разболтались и он висит вниз головой, а рядом с ним семенит по земле огромный паук и, как показалось Джиму, не отрываясь смотрит на жертву своими маленькими неживыми глазами.
– Не дождешься… гад… – прохрипел Кэш, стараясь взглядом передать пауку всю свою ненависть. – Чтоб ты сдох, скотина… – добавил он, и паук по неизвестной причине отстал.
Он еще пробежал несколько метров по инерции, а затем вдруг дернулся и завалился набок. Однако Джим этого не видел. Он снова потерял сознание и пребывал в счастливом беспамятстве до самого прибытия в лагерь.
Первое, что увидел Джим, когда открыл глаза, – это мухи. Очень много мух, которые вились вокруг его лица и норовили забраться в рот, в нос и в открывшиеся глаза.
Солнце стояло в зените, и его лучи преломлялись в прозрачных крылышках насекомых, создавая эффект мелкой брильянтовой пыли.
Чтобы отогнать мух, Кэш потряс головой и тут же поморщился от боли. Состояние было такое, будто он пропьянствовал несколько дней подряд и теперь находился в стадии жесточайшего похмелья.
– Лу… Лу-у-у! – позвал он хриплым, ломающимся голосом.
– Я здесь, Джим, – ответил Эрвиль откуда-то сзади.
Кэш пошевелился и обнаружил, что имеет достаточную свободу перемещения. Оказалось, что теперь он, как собака, был привязан длинной веревкой к столбу, возле которого сидел Эрвиль.
– Привет, приятель, – сказал тот невесело. – Давай сюда, здесь от дерева есть немного тени.
Джим по-пластунски подобрался ближе к товарищу по несчастью и присел.
– А ничего они здесь устроились, – сказал он, оглядываясь по сторонам и оценивая добротность хижин сплетенных из прутьев и кое-где обмазанных болотным илом.
Жителей здесь было немного, в основном женщины и дети, однако они не проявляли любопытства и не обращали на пленников никакого внимания.
– Им на нас наплевать, Джим, – заметил Лу. – Возможно, все еще обойдется. Они же не обращают на нас внимания.
– Конечно, как ты бы не обратил внимания на каких-нибудь кур или свиней – подумаешь, эка невидаль, твой завтрашний обед.
– Ты пессимист, Джим. Посмотри, они выглядят вполне цивилизованно. Никаких тебе голых сисек, гениталий. Мужчины в элегантных кожаных шортах…
Казалось, Эрвиль верил в свои измышления. Они являлись его защитным механизмом от обстоятельств, однако очень раздражали Кэша. Ему не нужен был рядом неврастеник. Гораздо больше подошел бы равноправный партнер, на которого можно было положиться.
Но Лу оставался самим собой.
– Знаешь, что пришло мне в голову, – продолжал он. – Возможно, все кончится тем, что мы организуем для них школу и поработаем пару месяцев, обучая этих бедняг грамоте.
Кэш мрачно кивнул, вспомнив, с каким удовольствием на него мочились эти дети леса. После такого душа ссадины на теле до сих пор горели огнем, а одежда стояла колом.
Подавленные свалившимися на них несчастьями, Джим и Лу замолчали. Они тупо таращились по сторонам и переползали вслед за тенью, по мере того как солнце пересекало небосвод.
Спустя какое-то время о них вспомнили. Из-за ближайшей хижины вышла молодая женщина с широкой, выдолбленной из дерева чашкой. Рядом с ней, в качестве охраны, ступал плечистый воин. Видно, его угнетала необходимость следить за пленниками, и он увлеченно ковырял в носу.
Лу и Джим переглянулись. Только сейчас они почувствовали, что хотят есть и пить.
Женщина остановилась в нескольких метрах, поставила на землю чашку и постучала ладонью по ее краю.
Пленники снова посмотрели друг на друга. С одной стороны, это был призыв к принятию пищи, а с другой – кто знает, что на уме у этих дикарей.
Видя, что пленники не реагируют, женщина сложила губы трубочкой и позвала характерным тонким голоском:
– Пун и – пун и – пуни! Пуни-пуни-пуни!
– Слушай, по-моему, все ясно – это обед, – заметил Лу и сглотнул горькую слюну. – Нехорошо заставлять хозяев ждать.
– Ты прав, – согласился Джим, – поползли.
– Пуни-пуни-пуни! Пуни-пуни-пуни! – с большим азартом начала звать женщина, увидев, что пленники ее поняли. А охранник опустил копье наконечником вниз, показывая, что он не потерпит никаких вольностей.
Впрочем, дикари оказались достаточно воспитанными и удалились, едва только Джим и Лу приблизились к посудине – У-у! – разочарованно протянул Эрвиль, когда заглянул в посудину. – Фрукты! Я бы съел супчику – Ничего, от фруктов мясо нежнее, – сказал Джим, запуская руку в плавающее в воде ассорти и выбирая те плоды, которые, на его взгляд, должны были оказаться съедобными.
Осторожно попробовав их, Кэш удовлетворенно кивнул. За исключением двух или трех, независимо от цвета и размера, все фрукты оказались приторно-сладкими.
Несмотря на то что пленники испытывали голод, они быстро наелись и напились, но, едва только собрались переползти в тень, вернулись женщина и воин-охранник.
