К счастью, Курт не запирал дверей на ночь. В комнате было темно. Пока Лизе-Лотта пыталась сориентироваться, куда же ей поставить поднос, чтобы освободить руки и включить свет, со стороны кровати раздался шорох и маленькая фигурка буквально вылетела из-под одеяла - и вытянулась по стойке "смирно". Лизе-Лотта даже испугалась... Она наконец нащупала тумбочку, поставила свой поднос и щелкнула выключателем ночника. Мальчик в ночной рубашке стоял у своей кровати, вытянув руки по швам и вздернув подбородок, как солдат на плацу. Лицо у него было заплаканное, глаза лихорадочно блестели. Лизе-Лотта, совершенно не представляя, с чего начать разговор, просто подошла и пощупала его лоб: нет, жара не было. Значит, глаза блестят просто потому, что он не спал, а плакал. И подушка вся мокрая... Но заметить все это она не имеет права. Подростки так ранимы! Особенно мальчики. Нельзя уязвлять его гордость.
- Аарон сказал, что тебя лишили ужина. Но не ужинать - очень вредно. Вот, я принесла тебе... Поешь, - мягко сказала Лизе-Лотта.
- Я не могу, - хрипло прошептал Курт. - Дядя запрещает.
- Твой дядя не прав. Он же военный, а не врач. Он не знает, что, согласно последним открытиям науки, не ужинать - вредно. Аарон - врач. Пока ты в нашем доме, ты будешь подчиняться предписаниям врача.
- А дядя знает?
- Нет. Знаешь ли, его оказалось трудно убедить... Но Аарон тоже может быть упрямым, когда знает, что прав.
- Неправда, - прошептал мальчик и сел на кровать. - Он не упрямый. Я его видел. Он слабый. Как все евреи. Это вообще не он... Это вы, фрау Фишер. Просто он вам все рассказал... А вы решили тайком принести мне все это.
Лизе-Лотта растерялась от такой проницательности.
- Ты не будешь есть? - грустно спросила она. - Я сварила шоколад и собрала все самое вкусное!
- Я буду. Я тоже считаю, что дядя не прав. Только поделать ничего не могу.
- Тогда поешь при мне, - робко попросила Лизе-Лотта. - А я потом отнесу посуду на кухню и вымою.
- Вы тоже их боитесь?
- Нет. Но не хочу ссориться.
Курт кивнул, словно такого ответа и ждал, и принялся за принесенные Лизе-Лоттой лакомства. Несмотря на переживания, аппетит у него был хороший. Он съел все до крошки. А потом, поднявшись, с забавной галантностью поклонился Лизе-Лотте.
- Благодарю вас, фрау Фишер. Я никогда не забуду вашей доброты.
- Ну, что ты, милый... Я всегда буду кормить тебя, если они надумают лишить тебя ужина. И можешь называть меня просто... Просто фрау Шарлотта.
- Но мне ведь за дело досталось. Я подслушивал. А подслушивать мерзко. Но мне было так интересно! Я знал, что меня кто-нибудь застукает и дядя Август обязательно отлупит... Но очень хотелось послушать, как там этот бес убедит ученого продать ему душу. Жаль, все-таки до конца не дослушал. Дядя Отто не вовремя появился.
- Ты не читал "Фауста"? - удивилась Лизе-Лотта.
- Нет.
- Я дам тебе книгу.
- Спасибо, но... Я медленно читаю. К тому же у меня нет на это времени.
- Тогда я... Я что-нибудь придумаю, - пообещала Лизе-Лотта. - А ты постарайся теперь заснуть. Доброй ночи тебе.
- И вам доброй ночи.
Она ушла, унося поднос с опустевшей кастрюлькой и чашкой. А на следующий день предложила профессору Хоферу свои услуги в качестве преподавателя литературы для Курта. К ее великому изумлению, Отто поспешил принять ее предложение и даже рассыпался в благодарностях. Оказывается, он и сам считал, что у Курта по части литературы - значительные пробелы, к тому же сейчас ему самому вовсе некогда было учить Курта чему бы то ни было, а прерывать занятия было нельзя, потому что нельзя нарушать дисциплину. Дисциплина... Истязание беззащитного ребенка - для них "дисциплина"! Лизе-Лотта в который уж раз пожалела, что она - не Эстер. Эстер отвесила бы этому самоуверенному мерзавцу пару таких звонких оплеух, что их и в Берлине было бы слышно! Очень хотелось бы... Но давать пощечины Лизе-Лотта не умела.
Впрочем, хватит и того, что она перехитрила их. И теперь мальчик хотя бы несколько часов в день будет проводить в приятной обстановке за приятными занятиями. К началу урока Лизе-Лотта всегда варила шоколад и готовила что-нибудь вкусненькое: ей казалось, что Курт недоедает. И собственно урок проходил так: Курт поглощал приготовленные ею вкусности, а она читала вслух. Потом они шли гулять и на прогулке обсуждали прочтенное. Курт оказался мальчиком не очень умным, но зато весьма чувствительным - как, впрочем, и большинство немцев: ведь его дядя Август плакал от восторга, слушая "Лунную сонату" Бетховена! Понемногу с классической литературы они соскользнули на занимательную, которой Курт, как выяснилось, тоже не читал. Вряд ли Дюма, Майн Рид, Купер, Хаггард и Конан-Дойль входили в список обязательной литературы в каком бы то ни было учебном заведении... Но Лизе-Лотта читала своему подопечному именно этих авторов, сокрушаясь только о том, что все книги - такие толстые, и вряд ли она успеет познакомить Курта со всем, что есть замечательного в литературе для подростков. Это было так приятно открывать для человека, пусть даже маленького человека, целый мир восхитительных приключений! Восторг Курта был безграничен - и так заразителен, что Лизе-Лотта снова переживала все те ощущения, которые ей пришлось испытать в далеком детстве, при первом прочтении всех этих книг. Она так привязалась к Курту за полтора месяца, которые он прожил в доме Гисслера, что едва сдерживала слезы, когда прощалась. А он прощался с ней так, словно уходил на войну, да не просто на войну - на смертный бой, без надежды на победу и спасение!
Следующим летом они встретились снова, но за год произошло столько всякого неприятного, и Лизе-Лотта уже не оставалась подолгу в доме деда, а только изредка навещала его. Заниматься с Куртом она тоже уже не могла. Ей было совсем не до приключенческих романов... И Курт, кажется, это понимал. И не обижался. Тогда ей казалось, что он был благодарен ей уже за то, что она сделала для него прошлым летом. За год он сильно вырос и возмужал, из худенького долговязого мальчишки превратился в подростка - сильного и очень красивого, впору в кино снимать. И духовно, как ей показалось, он тоже повзрослел.
Один раз он сопровождал ее на прогулке и, когда они присели отдохнуть возле прудика, сказал:
- Фрау Шарлотта, мне не нравится современный мир.
- Мне тоже, Курт, - откликнулась Лизе-Лотта, думая о своих собственных неприятных заботах.
Но Курт был еще, в сущности, ребенком, и имел в виду вовсе не то же, что она, то есть вовсе не то, что происходило в Германии по вине национал-социалистов.
- Я бы хотел, чтобы все мы родились в Средние Века. Тогда я мог бы провозгласить вас своей Прекрасной Дамой и служить вам, фрау Шарлотта, служить как рыцарь, не боясь, что это будет превратно истолковано. И тогда никто не посмел бы вас обидеть, никто...
