Там, вдали, звенели трамваи, гудели клаксонами автобусы и таксомоторы, нарядные зрители только направлялись в театральные фойе и в сверкающий среди зелени лампионами сад «Эрмитаж».
А здесь, буквально в двадцати минутах езды на трамвае от Яузских ворот, было безлюдье, запустение и…
Совсем рядом вдруг кто-то завыл — высоко, с переливами, тоскливо и жутко. Натка вздрогнула от испуга и еще крепче прижалась к горячему бедру Валерия Ивановича.
— Это ничего-с, это просто бродячая собачка! Ничего страшного! — утешил Натку семенивший след вслед за ними Савва Игнатьевич. — Ничего и никого страшного здесь нет. Ни единого душегубца-с…
И добрый старичок меленько захихикал.
«Ага, ни единого! Верно! — подумала Натка. — Кроме, Савва Игнатьевич, разве что тебя…»
Как он больных-то душил во время исповеди, а? А ведь на него и не подумаешь никогда. Милый такой человек…
Наконец они выбрались на небольшую площадь перед невысокой монастырской стеной. Под надвратной церковью со сбитыми крестами, в арке низких кованых ворот, слепо лил хиленький желтоватый свет заточенный в железную решетку фонарь.
Савва Игнатьевич поднял было руку, чтобы перекреститься, да остановил её на пол-дороге:
— Тьфу ты. Чуть не оскоромился. Скажу вам, чада мои, нет хуже места, чем заброшенная церква… Пока её заново не освятишь, ведь там такое поселиться может…
Натка презрительно фыркнула на все эти суеверия и предрассудки, решительно подошла к воротам и несколько раз решительно постучала в крашенное черным холодное железо круглым стальным кольцом, приделанным вместо ручки… В такт её ударом под аркой глухо разнеслось приглушенное, словно через вату, эхо…
Никакого результата.
Натка достала из сумочки свой револьвер и пару раз стукнула рукояткой по воротам… Никакого эффекта. Оставалось теперь только стрельнуть.
Натка бы и стрельнула. Да вот беда, ей так и не удалось зарядить барабан, в который патроны упорно не хотели влазить.
— Дочка, разреши-ка я, грешный…, — осторожно отодвинул Натку Савва Игнатьевич. Потом вдруг сунул в рот четыре пальца, по два с обеих рук, и оглушительно, по-разбойничьи, с переливами, свистнул. Да так, что до самой Крестьянской заставы в окрест бешено залаяли собаки…
— Это кто-тут фулюганит? — раздался из открывшейся квадратной форточки сердитый заспанный голос. — Я вот те щас свистну, промеж рогов-то, олень сохатый…
— Сам ты р-р-рогатый! — вдруг с непонятной Натке злостью встрял Бекренев. — Слышь, фуцан, ты кто там такой, обзовись?
— Я тебе не фуцан! — гордо ответствовал невидимый собеседник. — Я есть помкомвзвода охраны! Видишь, решетку у меня на петлице? Пади передо мной! — и собеседник с охотой продемонстрировал красную полоску на своей синей петличке, перекрещенную двумя черточками вертикальными — так что действительно, это несколько походило на тюремную клеточку.
— Ах, извиняйте, гражданин начальник…, — рассыпался мелким бесом Бекренев. — Не спознали вас, вы уж нас помилуйте… Глуховат я от постоянного труханья! Наталья Израилевна, продемонстрируйте гражданину вертухаю свой вездеход.
Натке вдруг до ломоты в зубах захотелось вдруг совершить абсолютно невозможное: задрав юбку, обернуться к гражданину начальнику задом и, нагнувшись, действительно ему кое-что продемонстрировать… Уж очень она не любила хамов и всяческих наглых держиморд.
Но, сцепив зубы, она с достоинством вытащила из внутреннего кармана накинутого поверх платья старенького пальто свой грозный документ.
Однако, на гражданина помкомвзовда охраны он не произвел почти никакого впечатления: внимательно прочитав документ из Наткиных рук, страж ворот приоткрыл их на ладонь. Показалась тощая фигура в темно-синей шинели, перепоясанной брезентовым ремнем, оттягиваемым книзу револьверной кобурой, от которой к груди тянулся витой кожаный шнурок.
— Что вам угодно? — несколько более вежливо спросил помкомвзода.
— На нужен детский приемник…, — неуверенно начала было девушка.
— Нет тут никаких приемников, ни передатчиков. Ни детских, ни взрослых…, — как-то похабно улыбаясь, отвечал охранник.
— А что тут есть? — удивилась Натка.
— С какой целью интересуетесь? — совершенно по-еврейски ответил помкомвзода.
— С образовательной! — отрезал Бекренев. — Вола не крути: есть тут детприемник?
— Нет. — мрачно произнес дитя ГУЛАГа.
— А что есть?
— Архив УНКВД по Московской области. Склад конфискованных вещей. Продовольственный склад. — мрачно перечислил страж ворот. — Всё теперича закрыто. Приходите завтра. В присутственные часы.
Бекренев сплюнул и, повернувшись к Натке, сказал:
— Наташа, пойдемте уже…
— А дети у вас тут есть? — спросил вдруг Савва Игнатьевич.
— Дети? — удивился цербер. — Детей у нас тут тоже нет. А вот малолетние преступники, тут мало-мало есть…
— Ага! — воскликнул Бекренев. — Вот туда-то нам и надо…
— Не пущу. К ним, не пущу! — спокойно отрезал охранник. — Даже в архив бы вас пустил, если бы добром попросились, а к ним вот сдохну, но не допущу. Они ведь за «Девяткой» числятся.
И охранник вдруг зябко поежился, словно по его худой спине пробежал озноб…
— Да нам ребенка одного забрать нужно и в Барашево отвезти…, — начала была Натка.
Но, услыхав её слова, охранник уже торопливо отворял калитку в воротах, испуганно бормоча:
— Ох, батюшки-светы, да что же вы сразу-то!.. Грех-то какой! А я-то ведь вас и враз не спознал… Думал, пришли приличные господа… Барашево, знамо дело!.. Конечно, конечно, да забирайте вы их хоть всех до одного!.. Барашево! Понятное дело, вы ведь ночами только и ходите… А как же? Одно слово… Барашево.
Размышляя, чем же они так сумели напугать тертого в семи щелоках лагерного старожила, из тех, кто в тюрьме поселился пожизненно, Натка вместе со своими спутниками прошла на мощеный двор. Перед ними открылся широкий пустырь, за которым чернела громада пятикупольного, без крестов, собора.
— Тут кладбище-с было великокняжеское, да ведь вы же знаете? От вас ведь приезжали его копать, склепы взламывать…, — угодливо показал худой рукой на изрытое ямами поле провожатый.
«За кого он нас принимает? — подумала Натка. — Не знаю. А только он нас… боится, что ли?»
Взойдя по высокому беломраморному крыльцу бывшего Братского корпуса, гости остановились в просторных сводчатых сенях, расписанных сказочными цветами да муравами.
— Извольте подождать! Сейчас выведу вам вашего пассажира Только до его хатки добегу… Одна нога здесь, а вторая тоже здесь! — бойко брякнул ключами у пояса помкомвзвода.