Нэймали шепнула, что это, наверное, рабы. Вообще-то во время сна на этом ярусе не должно быть никого, но их сюда прислали работать. Помещения, в которых не было людей, были заполнены аккуратно расставленными ящиками. Они загромождали также и коридор, по-видимому, ожидая, когда их занесут в комнаты.
Измаил двинулся дальше. Возможно, лучше было бы убить рабов, но кто-нибудь из них мог проснуться и закричать. Кроме того, они не станут нападать на чужаков, если тем придется отступать. Рабы будут стоять в сторонке, не мешая пришельцам и защитникам города сражаться до победного конца.
Дальше воины Заларапамтры пошли быстрее. Туннели были расположены почти так же, как в их собственном городе, и это придало им уверенности, что они смогут отыскать дорогу к храму. Они поднялись по следующей лестнице и повернули налево, углубляясь в недра горы. Измаил и еще двое прошли вперед без факелов и с ножами наготове, пока остальные ждали внизу. Коридор был темным, а два первых попавшихся помещения, куда они заглянули по пути, тоже оказались складами, причем в одном из них хранилось оружие. Однако там не было ничего, что могло им понадобиться.
Отряд приближался к другому концу коридора. Он оканчивался не тупиком, как другие, а очередной лестницей. Нэймали сказала, что для нее это не было неожиданностью, поскольку в ее городе коридор на этом ярусе тоже выходил на лестницу.
— Она должна вести выше, в другой коридор, который оканчивается другой лестницей, выходящей в еще один коридор. Он-то и ведет в храм, где находятся боги. Только вот…
— Только что? — спросил Измаил.
— Давным-давно, когда на свете еще не было даже моих прадедов, из Бураганги бежал один пленный житель Заларапамтры. Он рассказывал странные вещи. Говорят, что храм, где обитают боги Бураганги, охраняет стража. Но это не люди. Это звери, которых не смог убить сам герой Бураганга, основатель этого города. Тогда он оставил их жить здесь, в таком месте, где они могут подкараулить любого, кто об этом не знает, и…
— Нам сейчас некогда слушать старинные сказки, — сказал Измаил. Однако, когда он вскарабкался по очередной лестнице и заглянул за угол, ему стало казаться, что там действительно могло таиться нечто странное.
Этот переход, в отличие от других, был ярко освещен. Факелы и клетки со светляками были вставлены в каменные ободья через каждые шесть футов, по две клетки на каждый факел. Проход вел глубоко в недра уступа, а может быть, самой горы — Измаил плохо представлял себе, насколько глубоко они проникли. Дальний конец коридора уходил вверх. Однако нижняя его часть все-таки была видна, и при свете факелов мерцало что-то, висевшее поперек коридора.
Наконец Измаил вышел из-за угла. В лицо ему подул ветерок, словно кто-то прикоснулся к щекам холодными руками.
Там, где стены переходили в пол, было множество отверстий, размером около шести дюймов в поперечнике. Эти норы явно выходили другим концом на нижнюю поверхность уступа. В чем причина сквозняка, он не знал. Измаил представил себе уступ, изъеденный насквозь множеством нор, и подумал, что от постоянной вибрации, вызванной регулярными поднятиями и сотрясениями земли, в нем наверняка появились мельчайшие трещины, которые расширятся, дойдут до шахт, и тогда большая часть уступа неминуемо сорвется вниз.
Он пошел вперед; остальные, стоя сзади, натянули тетиву своих луков. Теперь, когда они приблизились к месту, где, как они знали, враги были настороже и вооружены, настало время тоже приготовить оружие.
Вдоль коридора за их спинами шла глухая стена — в ней не было ни дверных проемов, ни арок. Миновав факелы и светляков в клетках, отряд стал подниматься по проходу вверх. Коридор кончался четырехугольным проемом примерно семи футов высотой и шести — шириной. Его загораживало похожее на паучью сеть переплетение серых нитей с нанизанными на них крошечными частицами какого-то вещества, блестевшего, как слюда. Это оно мерцало в неверном свете факелов.
— Что это? — прошептал Измаил.
— Я не знаю, — ответила Нэймали.
Измаил взял у одного из своих спутников факел и шагнул поближе к паутине, стараясь разглядеть, что за ней. Там на полу были видны тени, которые нити отбрасывали при свете факела. Дальше была темнота.
Измаил колебался. Паутина казалась такой тонкой, что он не понимал, зачем ее здесь повесили. Может быть, порвав ее, он подаст сигнал, подобно тому как жертва, запутавшаяся в ловчей сети паука, дает знать о себе затаившемуся хищнику?
Если поджечь ее факелом, не дотрагиваясь, натяжение нитей, которые тянутся от паутины дальше в темноту, все равно может ослабнуть. А это разбудит того, кто таится там, впереди.
Надо было что-то делать. Его колебания и нерешительность могли подорвать веру в него других, а это было единственное, что привело их сюда и удерживало от отступления. Он провел по паутине факелом, и вдоль нитей побежали языки пламени, не оставив от них и следа. Кусочки слюды, словно металлические снежинки, попадали на пол.
Из темноты донесся негромкий, но раскатистый звук, словно где-то лопнула струна.
Держа факел перед собой, Измаил шагнул в проем.
Освещенное пространство было пустым. Помещение оказалось больше, чем он думал. Свод был так высок, что свет факела до него не доставал, а стены косо отступали в темноту.
Перед Измаилом был только гладкий каменный пол, продолжавшийся до самого сердца горы, — по крайней мере так ему показалось.
Воздух был неподвижным, теплым и затхлым. Вдоль стен не было никаких нор.
Его спутники тоже вошли в проем и столпились за его спиной. У четверых из них были факелы, свет которых расширил освещенное пространство. Однако свод по-прежнему был окутан саваном тьмы, а стены расходились в стороны, теряясь из виду.
Сзади донесся совсем тихий голос Нэймали:
— Говорят, что, когда Бураганга привел сюда свой народ, он увидел, что когда-то до него здесь уже жили люди. Тут были большие подземелья, вырубленные в самой горе, а в них жили какие-то опасные звери. Те, кто жил там вначале, все вымерли, или их поубивали эти страшные звери. Бураганга убил некоторых из них, но уничтожить остальных оказалось ему не по силам. Тогда он запер их в пещерах, а его народ вырубил в огромном уступе другие комнаты и залы.
— В этой истории наверняка есть доля истины, — сказал Измаил. — Только если здесь и есть звери, непохоже, чтобы они были заперты. Разве эта паутина может помешать им выйти?
— Не знаю, — ответила она. — Может быть, от нее исходит запах, которого мы не замечаем, а звери чувствуют. Да мало ли что может быть.
Слова, произносимые шепотом, срывались с губ и улетали в царство вечной тьмы, словно летучие мыши. Тьма была всепоглощающей; она втягивала в себя все: свет, звуки, а если удастся, могла засосать и неосторожных чужаков.
