А мне был нужен только папа, единственный человек, похороненный на Солнце. Неужели и в этом виновен Буров?
В приемной родильного дома мы встретились с Сергеем Андреевичем. Я пожалела, что Ладнов остался ждать меня на тротуаре... Боясь взглянуть на Бурова, я отдала ему цветы, чтобы он передал их вместе со своими.
Значит, он все-таки пришел сюда!.. Несмотря ни на что, не отступает от Елены Кирилловны. И где она взяла такое привораживающее зелье?
Вошла, как сушеная цапля, Калерия Константиновна.
- Как трогательно, что Лену на работе так все любят, - сказала она, величественно кивнув нам.
- Как ваш ревматизм? - едко осведомилась я.
Ревматизм у нее был выдуман, чтобы подчеркнуть ее "арктические заслуги".
Калерия Константиновна сделала самоотверженное лицо и посмотрела на меня.
- Ах, дитя мое, - сказала она. - Что в моей трагедии!.. Ведь у вас такое горе. Какой ужасающий несчастный случай.
Слезы у меня высохли.
- Это не несчастный случай, - резко возразила я, - он сделал так, чтобы не погасло Солнце.
- Ах, боже мой! Я до сих пор не могу принять этого всерьез. Солнце - и вдруг погаснет. Многие ученые ведь до сих пор еще не согласны с этим.
- Да, погаснет, - упрямо сказала я. - Может погаснуть.
- Ах, так же говорили про радиоактивную опасность. Но ведь мы живем.
Я ненавидела ее.
Буров был каменным, словно его это не касалось. Именно таким он и должен был быть.
- Я все решила, - объявила Калерия Константиновна. - Ребенка буду воспитывать я. Леночка должна вернуться к работе. Моргановский фонд женщин прославил ее на весь мир.
Вышла няня в белом халате, забрала цветы и коробки, которые принесли мы с Буровым. Калерия Константиновна передала изящную корзиночку, плотно запакованную.
Няня привела нас в гостиную. Здесь лежали дорогие ковры, стояли мягкая мебель, цветы и почему-то несколько телевизоров. На один из них и указывала няня.
- Сейчас вы можете повидаться с вашей мамой.
Я не поняла ее. Почему - мама? Разве она пришла?
Но речь шла о Елене Кирилловне.
- Можно пройти к ней? - глухо спросил Буров.
- Вы папа? - простодушно спросила няня.
У нее было удивительно знакомое лицо. Только потом я поняла, что это известная киноактриса, которую я обожала.
Буров не ответил. И это было невежливо.
Няня-кинозвезда подвела нас к видеофону.
- Сейчас увидите ее. И она вас увидит. Поговорите, но только недолго.
На экране появилась Елена Кирилловна. Изображение было цветным и даже объемным. Из-за чуть неестественной контрастности лицо ее выглядело усталым, но поразительно красивым, неправдоподобным, нарисованным. На подушке отчетливо виднелись разбегающиеся от головы складки.
- Лю, милый! Как я рада... - услышала я ее голос.
Сердце у меня сжалось, слезы заволокли глаза. Она заметила только меня, хотя мы стояли перед экраном все трое.
- Как бы я хотела тебя обнять...
- Вы рады? Он - мальчик? - спросила я, чувствуя, как была не права к этой изумительной женщине.
Она, видимо, ничего не знала о моем несчастье. И хорошо! Не надо ее волновать, хотя... хотя, кажется, они с папой не очень друг другу понравились. Но все равно она была чудесной, она должна была кормить малютку, ее нужно было беречь.
- Я так боялась, - говорила Елена Кирилловна. - Я не верила, что у него все в порядке, что есть и ручки, и ножки, и пальчики... А у него даже волосики вьются.
- Ах, теперь все боятся, - вздохнула Калерия Константиновна. - Эта ужасная радиоактивность подносит омерзительные уродства.
- Вы же не верили в радиоактивность, - буркнула я. - И в гаснущее Солнце не верите...
- А мы уже все решили, - не обращая на меня внимания, весело сказала Калерия. - Мальчик будет жить у меня. Я буду... я буду его...
- Кормилицей, - подсказала я, бросив взгляд на доскоподобную фигуру тонной дамы.
Калерия ответила мне сверкнувшим взглядом.
- Работа ждет, - выдавил из себя Буров, пожирая глазами экран.
Елена Кирилловна скользнула по Сергею Андреевичу равнодушным взглядом.
- Нет, Буров, - сказала она. - Я не вернусь к вам.
Калерия Константиновна резко повернулась.
- Я не понимаю вас, Лена, - сухо сказала она. - Значит, вам не нужны мои услуги?.. Во всяком случае, с марта вы могли бы работать, - добавила она многозначительно.
Тень скользнула по лицу Елены Кирилловны.
При чем тут март? Нет, я решительно не выношу эту Калерию, или у меня уже появились признаки истерии. Надо было обо всем рассказать папе. Рассказать!.. Теперь уже никогда не расскажешь...
- Почему ты плачешь, Лю? - послышался участливый голос Елены Кирилловны. Ты плачешь, что не увидишь меня на работе? Но ты будешь приходить ко мне, глупенькая.
- Почему вы не хотите работать... со мной? - снова выдавил из себя Буров.
- Не с вами, Буров... Я просто больше не могу. Помните, мы говорили с вами о науке... Вы открыли средство против ядерных войн. Воображали, что одарили человечество. И что же? Вашей Б-субстанцией, которую я помогала вам добывать, теперь гасят Солнце. Я не хочу больше в этом участвовать... даже в марте, добавила она, твердо глядя на Калерию Константиновну. - Лучше патрулировать в космосе...
Калерия Константиновна делала многозначительные знаки. Она не хотела, конечно, чтобы я сейчас сказала ей о папе. Я не сказала.
Буров стал мрачнее тучи. Должно быть, Елена Кирилловна попала ему в самое сердце. Она всегда била без промаха.
А я вдруг сказала:
- Елена Кирилловна, милая... У меня к вам огромная просьба.
- Да, моя Лю.
- Назовите мальчика... Митей...
Она пристально посмотрела на меня.
- Я слышала по радио сообщение, Лю. Я все знаю. Я горюю вместе с тобой. Но я не могу назвать сына именем твоего отца. Я уже назвала его.
- Вот как? - оживилась Калерия. - Как же?
- Это прозвучит странно. Но зачем называть новых людей именами старых святых, в которых никто не верит. Пусть имя говорит как слово. Он приходит в мир...
- Друзья мои, - сказала подошедшая нянечка. - Мы уже утомили мамочку.
- Сейчас, родная, я только доскажу, - заторопилась Елена Кирилловна. Пусть он придет в мир не одиноким бойцом, пусть он олицетворяет собой целый рой чувств, целый рой надежд, рой трудолюбивых пчел...
- Как же будет он называться? - строго спросила Калерия.
- Рой, - ответила счастливая мать. - Просто Рой.
- Рой? - удивился Буров.
- Ну да, Рой. Разве это плохо?
Лицо Калерии покрылось пятнами.
Няня выключила экран, и я едва уловила лукавую улыбку на усталом, но прекрасном лице, растаявшем на светлом матовом стекле.
- Поразительные капризы! - пожала плечами Калерия Константиновна и заторопилась к выходу.
Мы вышли вместе с Буровым. Я старалась понять, что он чувствует. Ведь ему в лицо было брошено обвинение. Я, потерявшая отца, и, быть может, из-за него... я этого не сделала, а она... она отказалась работать с ним.
