Вернувшись в Америку, Леонард Терми стал торопить Лео Сцилларда дать на подпись Эйнштейну второе письмо Рузвельту о том, что у Гитлера нет ядерной бомбы, ее не разработали для него немецкие ученые и потому созданная в Америке бомба не должна существовать, не может быть применена.
Как известно, письмо это не было прочитано Франклином Делано Рузвельтом. Во время его похорон оно лежало на столе президента в Белом доме.
За этот стол уселся мистер Трумэн. Прочитав письмо ученых, он не замедлил вскоре отдать приказ об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, погубив сотни тысяч жизней, не солдат, а мирных жителей, женщин, стариков и детей, родившихся и еще не родившихся, но уже обреченных... И в течение следующих десятилетий взорванные бомбы неотвратимым проклятием продолжали губить в госпиталях несчастных людей.
С тех пор Леонард Терми потерял покой. После тщетных обращений к военным и гражданским властям с требованием контроля над использованием энергии атомного ядра, поняв, что эта запретная сила попала в руки ни с чем не считающихся политиков и генералов, Леонард Терми проклял их... и самого себя, помогшего создать ядерную бомбу. И, подобно Лео Сцилларду, он оставил ядерную физику, которой занялся еще в ту пору, когда она считалась "бесперспективной областью". Он перешел теперь на биофизику, едва делающую свои первые шаги и, казалось бы, ничего не сулящую...
Леонард Терми на многие годы порвал со своими былыми коллегами. Они знали его непреложность в суждениях и поведении, и все же на этот раз они сумели настоять на его поездке в Лондон для участия в мировом конгрессе ядерных физиков.
Корабль возвращался в Америку. Путь был долгим, и времени для мучительных раздумий у Леонарда Терми было достаточно.
Неподалеку от него, лежа в шезлонгах, беседовали две дамы. Одна из них была все еще интересной, неустанно следившей за собой, одетая и причесанная по последней моде, кричаще увешанная бриллиантами. Другая была скромна, не боролась с сединой и полнотой, но что-то было в ее облике такое, что заставляло многих оглядываться на нее и спрашивать: кто она? Временами стареющая дама с участием и затаенной тревогой поглядывала в сторону ученого, недвижно стоящего у палубных перил.
Женщины всегда находят общий язык, и особенно в дороге.
- Вы не представляете, миссис Никсон, как мой муж заботит меня... И не только своим преклонным возрастом.
- Зовите меня просто Амелией, миссис Терми.
- Благодарю вас, милая Амелия. Я преданная жена, не рискующая не только осуждать, но и обсуждать поступки такого человека, как мой муж. Ведь и вы, милая, этого не делаете?
- Еще бы! - сказала миссис Амелия Никсон, вспоминая свою направляющую руку в карьере мистера Джорджа Никсона.
- Мой муж отказался от Нобелевской премии, неожиданно покинув область физики, для которой так много сделал. Не скрою, мы очень нуждались. Если бы не помощь друзей, мы бы лишились и не оплаченного полностью дома, и всей обстановки. Мой муж перешел в другую область науки на пустое место. Я всегда подозревала, что он хочет отвернуться от смерти, которой служил, и работать на жизнь, тем самым компенсировать хоть в малой дозе вред, принесенный человечеству.
- Это так благородно, - заметила Амелия.
- Мой, муж всегда несправедлив к себе. Ужасные открытия все равно были бы сделаны даже без него... Но мой муж был сам себе судьей. Он стал другим. Конечно, не внешне. Он так же задумчив и сосредоточен, по-прежнему предупредителен ко всем, такой же, как и раньше, джентльмен! Но... он стал другим, стал печальным...
- Это так трогательно, дорогая миссис Терми! Но чем можно в наше время помочь людям, кроме выражения скорби и печали? Нашему поколению остались только слезы и молитвы.
- Ах нет, дорогая! Мой муж вскрывает сейчас структуру самой жизни, как вскрывал когда-то структуру атомного ядра. Вы подумайте только? Когда он начинал, в науке не было ни малейшего понимания того, как развивается все живое, почему из зародыша вырастает человек, а не лягушка и не оса... почему у нас по два глаза и по пяти пальцев?
- Это ужасно, миссис Терми! Газеты то и дело пишут о рождении детей без пальцев... или с одним глазом.
- Мой муж говорит, что науке теперь стали яснее законы развития живого. Как бы вам объяснить... оказывается, все живое развивается "по записанной инструкции", запечатленной в молекулах нуклеиновых кислот; в комбинациях этих молекул на ясном и точном языке Природы, который можно прочитать, запрограммировано все... и сколько пальцев, сколько волос должно вырасти у живого существа... Мой муж говорит, что организм развивается при считывании одними комбинациями молекул соответственных строк, закодированных на других комбинациях молекул "нуклеинового кода" Природы. Я, по правде сказать, не все здесь понимаю, миссис Никсон, однако кое-что даже мне ясно: радиоактивность может стереть одну только букву, одну только строчку в этой нуклеиновой инструкции, и развитие живого существа будет идти неправильно, появится урод.
- Это ужасно! Хорошо, что у меня нет детей.
- Но они могут быть у других, моя дорогая.
- Ваш муж должен в принципе восставать против деторождения, не правда ли, миссис Терми?
- Почему же? Напротив, моя дорогая. Он мечтает о счастье разрастающегося человечества, о долголетии людей.
- О долголетии? Фи!.. Говорят, что все люди умирают преждевременно. Но это было бы ужасно, если бы весь мир был населен преимущественно стариками и старухами. Я покончу с собой прежде, чем состарюсь.
- Благодарю вас, моя дорогая.
- Ах, нет, нет. Простите! Это не относилось к вам, моя милая миссис Терми. Вы чудесно выглядите, и мне хотелось бы на вас походить. Как же хочет ваш муж продлить жизнь людей?
- Победить рак.
- Что? - едва не подскочила в шезлонге миссис Амелия Никсон.
- У него своя точка зрения на возникновение рака, от которого умирает людей больше, чем от любой другой причины, включая войны.
- Миссис Терми! Вы не представляете себе, в какое мое больное место попали. У меня перехватило дыхание... Знаете ли вы, что мой супруг... О! Это железный человек, бизнесмен, газетчик... прежде спортсмен, человек клокочущей энергии, неиссякаемый, но... даже у великих людей бывают свои слабости... Одним словом, он замучил меня, миссис Терми, дорогая! Вам я могу признаться. Умоляю вас, познакомьте моего супруга с вашим...
- Ах, я не уверена, дорогая... Мой муж стал таким необщительным.
- И все же, все же! Вы окажете мне неоценимую услугу.
- Чем же я помогу вам?
- Мистер Джордж Никсон, мой супруг, каждую минуту, каждую секунду думает о том, что у него рак чего-нибудь.
- Вот как? Он болен?
