Однажды поздней весной – братья обсуждали как раз перспективы летнего вояжа, но на него категорически не хватало денег – Соник, против воли Фрола, решил «подхалтурить» и заработать. Взял этюдник и пошел в парк – предлагать прохожим свои услуги портретиста.
Коллеги-рисовальщики встретили его, конкурента, в штыки. Однако день был воскресный, погожий, а потому работы хватало всем; Соник нарисовал щекастую девочку в ядовито-желтой блузке, нарисовал унылую девицу с подобранными «в дульку» волосами. Девице портрет не понравился, она ушла возмущенная, так ничего и не заплатив; Сонику надоело сидеть на раскладном стульчике, он хотел было потихоньку двигаться в направлении ресторана – когда на аллее появилась женщина в оранжевом, как апельсин, платье.
Не заметить ее мог только слепой. Или дальтоник.
Соник, завороженный, проводил ее взглядом; потом сорвался со своего брезентового стульчика, догнал Оранжевую Даму и преградил ей дорогу.
– Что за цвет! – сказал Соник. – Я художник, – он поклонился, прижимая к груди влажную беличью кисточку. – Что за цвет! Я хотел бы написать ваш портрет в этом платье, вы позволите?..
Впрочем, возможно, их знакомство произошло совсем по-другому, в другом месте, при других обстоятельствах… Может быть. Все может быть; Соник рассказывал о ней всякий раз по-разному, и не потому, что хотел обмануть Фрола. Просто он, как истинный художник, уже творил свой миф; как жаль, что прилив вдохновения у талантливых людей порой вызывают не очень-то достойные люди.
Спустя несколько дней Анжела уже жила у Соника в мастерской, на второй раскладушке. То есть спали оба на раскладушках, а любили друг друга – а это случалось чуть ли не каждый час – прямо на полу, на сдвинутых матрасах. Соник хвалился Анжелой, как не хвалился никогда ни школьной золотой медалью, ни кубком студенческой спартакиады, ни новыми роликовыми коньками. Соник навещал ближних и дальних знакомых – ради счастья представить им Анжелу. Соник начал работать в новой для себя манере, раскованно и сумасбродно; работы его по-прежнему не продавались, зато устроители выставок наконец-то снизошли. Видимо, капля по капле и камень долбит – так случилось, что заговор против Соника дал трещину именно в тот момент, когда он был увлечен Анжелой; ей хватило наглости убедить его, что именно она, она явилась причиной успеха. И Соник, к сожалению, поверил!
Итак, работы Соника стали выставлять – сперва понемногу, а потом все чаще и чаще, наконец, случилась персональная выставка Самсона Ведрика, а за ней еще одна, и еще. О Сонике – как давно предсказывал Фрол – заговорили; к сожалению, заговорили и об Анжеле. Все в один голос твердили, что эта женщина прекрасна, что она одухотворена, что она из маленького художника сделала большого, почти гениального, что любой мужчина всю жизнь мечтает о такой встрече, что Анжела – совершенство, волшебница, фея, подарок судьбы; Фролу больно было слушать эту болтовню, просто физически больно. Популярность Соника была наградой за годы напряженного труда – и как легко женщина, подобранная на улице, примазалась к его нарождающейся славе!
А он не видел, не замечал ее основного мотива – корысти. Он возился с ней, как учитель со школьницей; она ведь пришла к нему дуб-дубом, неразвитая, необразованная, крайне ограниченная особа. Соник находил особенное удовольствие, натаскивая ее по университетскому курсу литературы, истории, эстетики. Он метал перед ней тонны бисера. Он рисовал ее в оранжевом платье и без него, и вообще безо всякой одежды; сорок вариантов Анжелы смотрели из разных углов его мастерской (за аренду которой по-прежнему платил Фрол). Все, видевшие колоссальное различие их культурных потенциалов (блестяще образованный, тонко чувствующий художник – и полуграмотная девица, падкая, как сорока, на все блестящее), ждали, что увлечение Соника закончится через месяц-другой, ну в крайнем случае через полгода; тем не менее скоро состоялась свадьба, не очень богатая, но очень многолюдная и даже веселая. Анжела и Соник надели кольца (подумать только! Фрол был уверен, что его свободолюбивый брат до конца дней своих останется «неокольцованным»). В законном браке прошел год, а счастье Соника не убывало. Он всерьез искал подработку – хотел снять, наконец, нормальную квартиру, поселиться там с Анжелой и завести ребенка…
Подумать только! Все, из-за чего Фрол пожертвовал собственным домом и собственным благополучием – карьера Соника, его работа и его слава – поставлено было на карту по прихоти девицы в оранжевом! Если бы дни, посвященные Анжеле, Соник посвятил творчеству… Если бы, если бы… Землю хочется грызть, когда подумаешь об этом!
Нет, Фрол не ревновал. Во всяком случае, в начале; во всяком случае, ему хотелось верить, что он совсем не ревнует к этой женщине. Ее требовательность и самомнение составляли разительный контраст с тем, что она представляла собой на самом деле; все это видели, кроме Соника.
Фрола она возненавидела сразу же, с первой встречи, и недвусмысленно дала понять, что не желает видеть его чаще, чем раз в полгода. Фрол не огорчался бы этому обстоятельству, если бы из него не следовало автоматически, что встречи двух братьев тоже стали весьма редкими. Фрол терпел, понимая, что время все расставит на свои места.
И время показало, что Фрол оказался прав. Как-то раз в ответ на обыкновенный каприз – а Соник сильно уставал, и его нервная система иногда давала сбой – она просто собрала свои вещи и ушла! Этот поступок демонстрировал подлинную цену ее «любви» – однако Соник, человек ранимый и чувствительный, не смог сделать из этого соответствующих выводов. Он просто впал в депрессию; Фрол никогда еще – никогда! – не видел брата в таком отчаянии. Даже в детстве, перед витриной игрушечного магазина, когда мать отказалась купить плюшевого слона, и Соник, не в силах совладать с обидой, упал на асфальт и стал, захлебываясь слезами, колотить ногами в красных сандалетах из кожзаменителя…
Казалось, Соник обезумел. Он бросался на Фрола, рвал одежду на нем и на себе. Он бился головой о стену; Фрол боялся вызывать «Скорую» – а вдруг брата заберут в сумасшедший дом?! Он сдерживал и уговаривал Соника сутки напролет – и тот наконец перестал кричать и метаться, лег на свою раскладушку, свернулся калачиком, обхватив колени руками – и затих.
Спустя еще сутки – Соник все так и лежал, безучастный к еде и питью, твердый и бледный, как стенка – Фрол нашел в его записной книжке старый телефон Анжелы. Самой Анжелы там не оказалось, но какая-то сварливая старушка все же согласилась назвать другой номер, и по этому-то номеру ответила наконец Оранжевая Дама: «Алло»…
