— Пойдем, девочка. Как я рада, что вижу тебя!
— Я тоже, Фло. Мне так тебя не хватало все эти годы.
— Я пока одна, — говорила Флоренсия по дороге, — но скоро все соберутся, — Конс дозвонился даже Ольгерду. У них персональная связь. Так что увидишь своего брата.
— А кто еще будет?
— Адела с Леманом. И Риция, конечно. Знаешь, мы живем все вместе. У Конса такие патриархальные замашки! Но никто никому не мешает, потому что никого обычно не бывает дома.
— А Риция — это его внучка? — спросила растаявшая от уюта Ингерда.
В гостиной стоял запах свежезаваренного кофе. Как дома.
— Племянница, — сказала Флоренсия с улыбкой, — но мне она совсем как дочь. Я ее вырастила.
Ничего особенного как будто не прозвучало, но сердце почему-то ёкнуло.
— Почему — ты? — пробормотала Ингерда, не решаясь задать прямой вопрос.
— Это всех устроило. Ее мать предпочла остаться на Наоле, есть и такие фанатики, и никто их силой не тащит… А у меня, сама знаешь, не может быть детей от Конса… но это отдельный разговор. Ты знаешь, она больше похожа на Конса, чем на Леция. Иногда я просто сама не верю, что это не наш ребенок.
Они сели не за накрытый обеденный стол, а за маленький у дивана, с чашечками кофе и пирожными. Почему-то стало грустно. В гостиной было как-то уютно и по-семейному. Тетя Флора слишком долго жила одна, она так истосковалась по семье, что это чувствовалось в каждом ее слове, в каждом взгляде на свой дом, в каждой вышитой подушечке на диване. Она создала семью из ничего, там, где ее быть не может. И ей это, кажется, удалось.
— А что же Леций? — спросила Ингерда с безразличным видом.
— Иногда появляется, — усмехнулась Флоренсия.
Робот осторожно забрал грязные чашки и принес новые.
— Ужасно хочу спать, — призналась Ингерда, — по корабельному времени сейчас два часа ночи. Кофе мне как раз кстати.
— Ты останешься у нас?
— Нет-нет. У меня почти весь экипаж в гостинице. Мало ли что…
— Как же ты изменилась, детка.
— Не только я, многое изменилось.
— Как твои дела? Что нового? Рассказывай.
— Я вам привезла кучу фильмов и фотографий. Вон, видишь какая сумка… Эдгару скоро девятнадцать. Это абсолютно не мой ребенок. От Ясона я давно ушла и все эти годы летаю. Его вырастили бабушка и дедушка. Почти та же история, что и у вас. Зела родить не может и без ума от внука.
— Как они там?
— Они не там, Фло. Ричарда послали к лисвисам. И он, как водится, потащил за собой всех, кого любит: и жену, и внука.
— Господи, что мальчишке делать у лисвисов?
— Ему-то везде интересно. Лучше скажи, что там делать Зеле? Ведущая актриса, умница, красавица… Знаешь, я иногда вспоминаю свою мать: может, ей вовсе и не хотелось летать? Может, ей хотелось сидеть дома со своими детьми, просто ее никто не спрашивал?.. Я на многое сейчас смотрю иначе, Фло.
— Не могла представить, что ты не любишь детей, — призналась Флоренсия.
— Все не так, — покачала головой Ингерда, — я люблю своего сына. Но в один прекрасный день я возненавидела все то, что нужно любить: дом, семью, хозяйство, игрушки-погремушки… я поняла, что если не вырвусь из этого круга, то так и останусь навечно куколкой, которую все наряжают и балуют, и которую никто не слушает. Сначала отец, потом муж… Я имела право на капризы. Но не на убеждения. Надоело.
— Бунт?
— Да, это был бунт. Теперь у меня нет никого: ни матери, ни отца, ни сына, ни мужа, ни любовника. Брат черте где. Но я привыкла к одиночеству и ни о чем не жалею. Иногда завидую таким, как ты, но только самую малость. У меня все нормально, тетя Флора. Кажется, так вы с Ольгердом выражаетесь?
Неблагодарное занятие — встречаться после двадцатилетней разлуки. Слишком много нужно рассказать и расспросить, и не знаешь, с чего начать, что, собственно, главное. Ингерда поняла, что сидит и сама перед собой отчитывается: какой она стала и почему. А спросить прямо то, что ее больше всего интересует, не решается.
— У тебя еще все впереди, моя девочка. Ты еще такая молодая.
— Я не знаю, какая я: молодая или старая. Просто другая. Лучше скажи, как тебе удается так молодо выглядеть?
Флоренсия улыбнулась.
— Рецепт известен: холодная вода, диета и любимый мужчина.
Ясон долго не мог примириться с тем, что она от него ушла, считал, что глупая девочка вот-вот одумается. Он вообще считал, что все ее поступки — это от глупости. Отец тоже не верил, что она его никогда не простит. За двадцать лет она сказала ему слов десять, не больше, и то по делу. Молчать было трудно, слишком большое место он занимал в ее жизни до этого. Спасал космос, он отсекал сразу от всего: от семьи, от обид, от любви, от ненависти, от беспочвенных надежд…
Резко меняя тему, Ингерда серьезно спросила:
— Скажи, Фло, что у вас тут, на планете, творится? У меня такое впечатление, что нас никто не ждал. Даже комиссией какой-то грозили.
Тетя Флора помрачнела.
— Это серьезный разговор, девочка. Мне самой это всё не нравится.
— И все-таки?
— Видишь ли, аппиров всего пятнадцать тысяч, их культура еле теплится. С некоторых пор они поняли, что просто растворяются в человечестве. Посмотри: здесь ведь всё наше: техника, города, фильмы, песни, образ жизни… и людей вдвое больше, чем аппиров. Кому-то это нравится, кому-то нет. А кто-то просто пользуется этим расколом мнений в своих интересах. В целом, аппиры довольно хорошо относятся к людям, но есть и экстремисты. Это очень неприятно. Но самое неприятное, что раскол в правительстве, среди самих Прыгунов.
— И какова расстановка сил?
— Пополам.
— Как это?
— Конс и Би Эр ничего ужасного в этом не видят. Би Эр стар и мудр, а Консу люди всегда нравились больше аппиров. Он женат на землянке, его дочь замужем за землянином. Все это знают.
— Кто же против?
— Азол Кера. И Ру Нрис. Причем, если Руэрто еще можно как-то убедить, то Азол непреклонен. Он готов пойти на союз с бывшими Пастухами, лишь бы только выжить людей с планеты.
— А Леций? — спросила Ингерда взволнованно.
— А что Леций? — Флоренсия вздохнула, — как всегда балансирует между двумя крайностями. Кого-то уговаривает, кого-то обманывает, кого-то покупает… в общем, стабилизирует обстановку, как может. Было решено ограничить пока поток земной культуры на планету. И не без его участия. Но комиссию на твой корабль отменил именно он. Не знаю, в чем тут дело, скорее всего, Азол поутих, и пришло время задобрить Гектора.