− Я пришел сказать, что ты больше не больна, Джейн.
− Не больна? − протянула она с удивлением.
− Ты вспомнила все. Смогла преодолеть боль, значит, ты уже не больна. В тебе остались только последствия болезни, но они пройдут, Джейн. Этому нет сомнений. И, поэтому, я решил направить тебя в другое место.
− В какое?
− Там живут и работают такие же как ты, Джейн. Люди, которые серьезно болели, их болезнь прошла, но остались последствия. Это учреждение называется − реабилитационный центр. Там тебе будет лучше чем здесь, Джейн. Ну, а если тебе не понравится, то ты сможешь меня найти, и я что-нибудь придумаю. Ты согласна, Джейн?
Она не могла быть не согласной, хотя и понимала, что ее болезнь никуда не делась. Но Джейн была сильна. Она могла справиться со своей болезнью сама. Она могла.
− Я согласна...
Она вступала в новую жизнь. В общество людей. Теперь у Джейн появились документы и полное имя − Джейн Камара. Сначала она жила в общежитии, позже получила отдельную квартиру. У нее была работа, которая стала основой для жизни в обществе. Она работала на небольшой швейной фабрике, где производилась одежда. Люди небольшого городка покупали ее у своих, а иначе фабрика давно разорилась бы, потому что развитая промышленная индустрия выпускала одежду на много более дешевую.
Боль иногда приходила, но Джейн убивала ее, вновь загоняла в угол, за ширму, которую она сама сотворила для себя.
Год пролетел так же незаметно, как и предыдущие. Уже никто не видел в Джейн старую больную. Она говорила не хуже любого человека. Ее заикания давно пропали, а знание языка немых помогало в общении с людьми, которые действительно не умели говорить и слышать.
Джейн возвращалась к себе домой. Около подъезда она увидела двух человек и почти сразу узнала в одном из них своего врача.
− Здравствуй, Джейн, − сказал он улыбнувшись. − Как жизнь?
− Все хорошо, − ответила она. − Я уже не заикаюсь и, думаю, все последствия прошли. Вы пришли проведать меня?
− Да. И познакомить с одном человеком. Его зовут Томас Дигри.
− Рада познакомиться, − сказала она, улыбнувшись.
− Томас − художник, − сказал врач. − Он однажды увидел твои рисунки, оставшиеся у меня, и сказал, что хочет познакомиться с тобой.
− Да? − удивилась Джейн. − В них что-то есть?
− Не просто есть, − ответил Томас. − Я думаю, у тебя талант, Джейн.
− Вы шутите, − усмехнулась Джейн.
− Я не шучу. Я художник и знаю толк в картинах.
− Ну, и что это означает? − спросила Джейн. Она говорила это серьезным тоном, но под конец усмехнулась.
− Ты, я вижу, уже и шутить научилась, − сказал Врач.
− А я не умела?
− Не помню ни одной шутки там от тебя.
− Ну так что из того что у меня талант? Что мне делать то?
− Ты можешь стать большой художницей, − сказал Томас. − Ты ведь не бросила рисование?
− Вообще-то, после больницы, я ничего не рисовала. Кроме выкроек.
− Джейн, ты должна попробовать снова что-нибудь нарисовать.
− Что?
− Что угодно. Все что тебе на ум придет.
− Так что, прям щас?
− Можно и сейчас, − ответил Томас.
− Ладно. Тогда, идемте ко мне.
Джейн рисовала. У нее не было инструментов в доме, но они нашлись у Томаса. Прошло около получаса. Джейн взяла лист бумаги, передала его художнику и села напротив.
Перед человеком был стол, за ним сидела женщина, в ее руке − карандаш, и она рисовала прямую линию через два листа бумаги.
− Чудовищно, − произнес Томас.
− Что? − спросила Джейн.
− Это просто невероятно! Чудовищно здорово!
Томас протянул листок врачу, и тот посмотрев его вернул назад.
− Это действительно так? − спросил врач у своего друга.
− Да. − Томас обернулся к Джейн. − Я хочу купить этот рисунок. − Сказал он.
− Купить? − удивилась Джейн. − Да я его и так отдам.
− Нет, именно, купить, − ответил Томас. − Он стоит не меньше сотни долларов.
− Сотни? Да я за неделю столько не получаю.
− Ты согласна или нет?
− Я же сказала, что да, − ответила она.
Человек вытащил сотенную бумажку и протянул ее Джейн.
− Можно мне самой глянуть, − сказала она.
Джейн взяла рисунок и несколько секунд рассматривала его.
− Что вы там увидели? − спросила она, возвращая бумагу.
− Боюсь, если вы узнаете, вы не сможете рисовать так же, − ответил человек.
− Да вы шутите. Я могу этот рисунок с закрытыми глазами повторить.
− Да? − усмехнулся Томас.
− Да. Не верите?
Джейн взяла бумагу, взяла полотенце, закрыла им себе глаза и начала рисовать. Прошло еще полчаса, и она передала рисунок человеку.
− Нет. С закрытыми глазами, похоже, но не то, − ответил он.
− Да? Так, значит, эта бумажка не стоит сотни?
− Нет. Полтинник, думаю, да.
Джейн рассмеялась, а человек доставал еще полсотни.
− Я ведь так и разорить вас могу, − сказала Джейн все еще смеясь.
− Вряд ли. Сейчас я отдаю сотню, а через полгода, когда вы будете известной художницей, за них будут давать тысячи, как за первые ваши рисунки.
− А если я не стану?
− Все равно, − ответил Томас. − Я думаю, вам стоит поехать в Нью-Йорк.
Джейн в этот момент взяла стакан с водой и едва не поперхнулась, услышав слова о Нью-Йорке.
− Ну так как? Едете?
− А моя работа?
− Джейн, ты же не обязана работать там куда тебя направили, − сказал врач. − Объяснишь все, никто не будет в обиде.
− Да, но Нью-Йорк город большой. Куда ехать то?
− Я дам вам свой адрес, − сказал Томас. − Вы можете думать столько, сколько вам нужно.
− Ладно. Я подумаю, − ответила Джейн.
Прошло несколько дней. Джейн все еще раздумывала. Она решила попытаться что-нибудь нарисовать еще, купила краски и холсты. А через несколько дней в ее доме появился местный ценитель искусств.
Он долго ходил среди десятка картин, а затем обернулся к Джейн.
− Сколько вы хотите за них? − спросил он.
− Тысячу, − ответила Джейн. − За каждую, добавила она, когда человек тут же потянулся за кошельком.
− За каждую? − удивленно произнес он.
− Да, − ответила Джейн. − А за сотню у меня покупали обыкновенные бумажные листки, с картинками, нарисованными карандашом.
− И кто же покупал?
− Например, Томас Дигри, − сказала Джейн.
− Томас Дигри?! Да он живет в Нью-Йорке!
− Ну да. Он меня и в Нью-Йорк пригласил.
− И что же он делал здесь, в нашем захолустье?
− А бог знает что. Я не спрашивала.
− Я дам по пять сотен, и не больше, − сказал человек.
Джейн несколько мгновений раздумывала, а затем решила, что ей нет особой разницы и согласилась.
