- Позвони Юле, - входя, говорит Лена, - она снова собирается в Ауровиль.
- Зачем? - спрашиваю я.
- В Ауровиль? - спрашивает Лена. - Ну ты же знаешь, что она теперь... На!
Она вручает мне мобилку.
- Зачем звонить? - спрашиваю я.
- Сами разбирайтесь, - говорит Лена. - Ну и что ты ещё тут без меня вычитал?..
Я не знаю, что ответить, говорю:
- Да так... Что-то волчье и юбочное... в полшага, в полсна...
Надо всё-таки позвонить, решаю я, надо сказать ей несколько слов на прощание...
- Волчье? Лубочное? - переспрашивает Лена.
- Я счас, - говорю я, - подожди минутку.
- Телефон возьми...
Она даёт мне мой телефон.
- Зачем? - спрашиваю я.
- Иди-иди, я подожду... Что тут надо читать, - спрашивает она, взяв айфон, - это?
- Без меня - ничего, - говорю я, вставая.
- Что так?
- Так!
Я выхожу на улицу... Стынь жуткая... Половина второго ночи... Спит уже, думаю я о Юле, спит наверняка... Но ведь только что вот звонила. Среди ночи. На неё это не похоже - режим! Что-то грохнуло? Что случилось?
Холод просто собачий! Вся кожа взялась пупырышками... От холода ль?
Что там у неё, у нашей Юли стряслось?
Позвонить?
Я наощупь выискиваю мобилку в карманах, шарю рукой то в одном, то в другом... Ах, вот ты где - в левой руке!
Позвонить?
«... в горле волчьи вольные, скрытые до поры рыки...».
Что этим «до поры» Тина хотела сказать?
Наверняка спит уже, думаю я о Юле, не может же она сидеть и ждать моего звонка! Половина второго ночи, даже больше! Вот уже 01:33. Перевалило за половину. Не может же она...
«... ни на полшва пришить к себе...».
Значит, пришила!
Это страшнее, чем все ваши коллайдеры и HARP,ы вместе взятые!
- На, накинь куртку хоть, - приоткрыв входную дверь, Лена бросает мне мой пуховик, - отхаживай потом...
Нет, не зло, а заботливо...
- Да спит она, как сурок! - говорю я.
- Ты звонил?
- Ну вот, - говорю я, показывая ей телефон, - только что...
Лена уходит, закрывая за собой дверь.
- Звони, звони, - только и удаётся расслышать.
Юле я не звоню - спросонья она не поймёт, что я от неё хочу. А что я хочу?
Сегодня уже седьмое ноября. Надо не забыть поздравить Барака с победой на выборах... Вот только дождаться Чикагского утра. Тинка наверняка поздравит его одной из первых. Интересно, что она ему скажет, это: «Слишком? Слышишь? Крыши выше, Неба выше. Мы же стрижи! Скажи им. Скажи!»? У них свой язык. Птичий? Крыши... Стрижи... У меня нет никаких сомнений, что и Ромни...
Да и вот ещё - Тинино «у нас мало времени». Хорошо, что она прислала это странное письмо...
Её кроссворды... Ребусы... Иероглифы...
Клинопись финтифлюшная...
Что, собственно, я хотел сказать Юле?
В куртке-то гораздо теплее.
Я уже знаю точно, что не позвоню.
- Позвонил? - спрашивает Лена, когда я возвращаюсь. - Я тут без тебя...
- Давай спать, - предлагаю я.
- Я как раз, - говорит Лена, - вот что читаю. Читает: «...и вот странно - не спится ночами... и мое одиночество ночное - просто неумение спать рядом с человеком...и некому меня убаюкать...».
Я вдруг думаю, что и сам, собственно, не менее одинок. Тем более, что... Но при этом легко предоставляю Лене право себя убаюкивать. Да нет, нет, грех жаловаться! Ленка... Если бы не Лена... Хо! Одинок... Да ты просто обвис, облеплен вниманием, обласкан с головы до ног! Нашёл одинокого!
И уже засыпая, я вдруг думаю... Нет-нет, я не думаю, я вижу: он приходит, садится на край постели - hola (привет, - исп.). Ну, привет, говорю я, раз уж пришёл.
- Ты с кем разговариваешь? - спрашивает Лена.
Я и не думаю разговаривать, я просто ответил на его приветствие.
- Чьё приветствие?
- Гуинплена.
- Глаза открой! - требует Лена.
Да пожалуйста! Я вижу: он сидит на краю постели...
- Гуинплен, - говорю я Лене, - это наш первый клон, помнишь? Я рассказывал... Когда мы заварили всю эту кашу... Азу помнишь?
- Конечно! Азу? Конечно!.. Что Аза? Где она?.. Столько лет прошло... И что твой Гуинплен? А как, кстати, Ленин, Сталин, Наполеон, Тутанхамоны... Ну, вся эта ваша свора? Думаешь они...
Я не знаю, на какой из Лениных вопросов мне отвечать.
- Аааааааааааааааааа... - ору я.
- Э-гей... Рестик... Глаза-то открой...
Я открываю...
- Я орал? - спрашиваю я.
- Как всегда, - говорит Лена, - что-то приснилось?
Что-то!..
- Хорошо-хорошо, милый, - говорит Лена, - спи, спи... я тут, с тобой... Ты спи, я почитаю... Забавно! Эта ваша Тина...
Спи... Как же, как же! Уснёшь тут...
- Я просто полежу, - говорю я, закрывая глаза и натягивая на голову одеяло, - ты читай вслух, я тоже послушаю.
Лена читает:
Пусть-будет-грусть, пусть-давит-грудь, пусть-пуст-слов-хруст...
Пусть-вкус-не-тот, пусть-гнут-противосолонь,
Но груб-стон-ста-труб, ещё чуть-чуть и ты-труп...
Наг-стеб-ель, зимы злы и свет-бос...
Снять снасть, столб-гол, забудь...
Здесь пауза, затем:
...не-пре-ко-словь...
От такого грохота слов, от такой канонады я окончательно просыпаюсь...
- Стоп, - прошу я, - не бомби...
- А мне нравится, - говорит Лена и продолжает:
...хорошо... бродить словоблудием бредить...
бередить... бороздить атлас кож безжалостным лезвием языка
из-у-чай - (я?)... задыхаясь желанием простого - SO-участия...
SO-причастности к Чуду Тебя...
- «...к Чуду Тебя...»! - какая прелесть, - восклицает Лена. - Ты не находишь?..
Я нахожу её восхитительной!
- Лен, - говорю я, - ты... знаешь... ты просто... Иди сюда...
Я тяну к ней руки - иди же! Брось эти бомбы куда-подальше...
- Да спи ты уже, - говорит Лена, - продолжая листать айфон.
Дался он ей!
Нет уж вот нет! Не надо было будить...
- Ле-эн...
- Вот послушай ещё, - говорит Лена и читает дальше:
...я тебя из сердца высосу, аки яд змеиный...
я тебя недовыношу-недовынянчу, мой любимый...
я с тобой, мой лелеемый Лель, мой линялый июль
дефлорация тонких рифм, декораций тюль...
мед зеленый в глазах или яд - разберемся потом.
взяли из колыбели дитя - уложили фантом.
куклой Вуду, вот - лежит, ножки тонкие,
мне считает деньки...
кукушонк-Ami ...
- Аки яд, - говорит Лена, - Ami... Ты знаешь, что значит это «Ami»?..
- Кукушонок, - говорю я, - вот что. А что? Ты идёшь?..
- Да так...
Я укладываю себя на бок и, не высовывая головы из-под одеяла, снова засыпаю. Когда я просыпаюсь, Лена, заметив меня проснувшегося, торжественно заявляет:
- Дочитала! А знаешь...
Будто бы она взяла Бастилию! Аромат кофе сводит с ума!..
- Понимаешь... - говорит она.
Мне интересно, что она скажет. Ведь я уже сто тысяч раз перечитал это письмо, эти Тинины скрижали - послание богов! - мне интересно знать, что там вычитала Лена. Надо же - всю ночь не спать!
Но Лена ничего не говорит, сидит задумчиво, затем:
- Кофе будешь?
- Хорошо бы...
- Держи, - говорит она, - подавая мне дымящуюся чашечку, - я всю ночь дудлю...
Она так и говорит - «дудлю»! Время от времени она позволяет себе словца, не существующие ни в одном словаре мира, зато, как считает Лена, ярко подчёркивающие момент истины той или иной ситуации - «дудлю!», и всё тут!.. Значит - пью в избытке, аж чересчур!
- Ух! - восклицаю я, - а-ага... сенк, милая...
И, пригубив, делаю первый глоток: нет в мире ничего восхитительнее!))
- С коричкой, - говорю я, и благодарю Лену ещё раз.
- Я дочитала, - говорит Лена, - вот послушай.
Она даже не листает айфон:
Я, возможно, зачата в похмелье
В пьяном раже. В горячем бреду
А иначе я вряд ли б сумела
Выжить в трижды треклятом аду.
Я, возможно, несчастлива...
- Понимаешь, - говорит Лена, - чтобы выжить в этом мире, надо и в самом деле жить начинать с запоя. Твоя Тина, видимо...
- Или с похмелья...
- Ты, пожалуйста, не перебивай меня, ладно? Послушай... Здесь хочется до конца...
И сощурив свои неожиданно потускневшие, Лена, словно сквозь вдруг нахлынувшее на неё неизбывное горе, цитирует:
Я, возможно, несчастлива. Всуе,
в мире троллей, принцесс и погонь,
я пытаюсь собою умаслить
в подреберье горящий огонь.
Я наверное нищая вечно.
Я полцарства себе отхвачу.
Там, где всем отведенное место.
Где правителю и палачу
Одинаковы почести. Теста
Хватит ровно на сорок хлебов
И отслужит последнюю мессу
Поп-расстрига для отчих гробов...
Оттого ли скупыми стихами
по дырявым карманам звеня
их теряю налево-направо,
и все больше «их есть у меня».
Оттого ли времен не считая,
Не считаясь... изменам взамен,
с головою опять я бросаюсь
в леденящий поток перемен.
