– Да ну?
– Клянусь, это правда, – хрип перерос в смех. Сегодня у маэстро был день веселья. – Я и моя рапира – большие друзья. Мы дрались с вами, дон Фернан, и рапира шепнула мне о ваших протезах. Верите?
– Значит, рапира…
Белый призрак двинулся вокруг маэстро прогулочным шагом:
– У вас все та же рапира, дон Диего? Я имею в виду, та, какую вы носили в Эскалоне? Когда мы дрались, мне казалось, что я узнаю ее повадки. Если вы не желаете признаваться, откуда вы знаете о моих протезах… Может быть, тогда вы хотя бы ответите на вопрос о рапире?
– Не знаю, – честно ответил маэстро. – Надеюсь, что та же.
– Надеетесь?
– Да.
– Покажите!
Быстрей молнии, как если бы собирался атаковать без промедления, Диего обнажил клинок.
– Действительно, – пробормотал Пшедерецкий, и дон Фернан откликнулся эхом: – И впрямь она… Тогда какая же рапира лежит у меня дома?
– У вас дома?!
– Я прибыл в Бухту Прощания спустя час после вашего отлета. Компания воришек делила вещи, оставленные вами на берегу. Делиться они не захотели. Я старею, дон Диего: трое из семи сумели удрать. Ваш багаж я забрал с собой. В числе прочего – вашу драгоценную рапиру, точную копию той, которую вы сейчас держите в руке. Выходит, у вас две рапиры? Одна – здесь, на Китте, другая – на Террафиме?! Одна – простая, другая – волшебная?! Дьявол вас забери, Пераль! Вам не кажется, что ваша раздвоившаяся рапира – мерзкая пародия на меня самого?! Кто вы такой, Пераль? Кто?! Или, может быть, не Пераль? Подменыш?! Где вам сообщили про мои протезы?! Признавайтесь!
Он вот-вот кинется на меня, понял Диего. Никого в жизни маэстро не боялся так, как этого человека-монету, оборачивавшегося то орлом, то решкой. Драться с двумя противниками – обычное дело. Но драться с двумя противниками, делящими общее тело… В этом крылось что-то отвратительное, противоестественное. Чувствуя, что еще миг, и он совершит глупость, маэстро опустил взгляд – и увидел тень среди теней.
Тень рапиры ползла к белому призраку. Маэстро шевельнул рукой, отвел клинок назад, чиркнув острием по камням – нет, ничего не изменилось. Тень отказывалась реагировать на движения рапиры. Слабо подрагивая, эта странная тень, больше похожая на струйку дыма или рой мошкары, достигла цели – взобралась на туфлю, проникла под штанину, втянулась глубже. Шестым чувством Диего понял, что тесная спираль – по такой «Кримильдо» опускался на смотровую площадку – охватывает ногу дона Фернана: щиколотку, голень, колено… Другая спираль, слабо обжигая кожу укусами мошкары, навертелась на руку маэстро: запястье, предплечье, локоть. Диего потянул сильнее, и третья спираль обернула мозг.
Белое стало черным, а потом брызнула кровь.
– Фабрицио, – чужим голосом сказал маэстро. – Сейчас Фабрицио вам все покажет.
– Что?! – призрак отшатнулся.
– Сейчас, – повторил Диего, – Фабрицио вам все покажет. Эй, Фабрицио!
Контрапункт
Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»
Федерико (играет на гитаре):
В горних высях
звучат молитвы,
В адских безднах –
глухие стоны,
В женском сердце –
все арфы рая,
В женском сердце –
все муки ада,
Путь мужчины –
огни да битвы,
Цель мужчины –
уйти достойным,
Где, скажите,
найти ему покой?
Ах, где найти покой?
Кончита (пляшет, стучит кастаньетами):
А любовь
мелькает в небе,
Волну венчает
белым гребнем,
Летает и смеется,
и в руки не дается,
Не взять ее никак!
О Эскалона, красное вино!
Федерико (играет на гитаре):
В этой жизни –
сплошные танцы,
После смерти
сплошные танцы,
Жизнь со смертью
кружатся в танце,
Все танцуют,
господь и дьявол,
Сеньорита,
коснись устами,
Прежде чем я
с тобой расстанусь,
Раньше, чем нас
отправят на покой!
Ах, где найти покой?
Кончита (пляшет, стучит кастаньетами):
А любовь
мелькает в небе,
Волну венчает
белым гребнем,
Летает и смеется,
и в руки не дается,
Не взять ее никак!
О Эскалона, красное вино!
Федерико (играет на гитаре):
Белый рыцарь –
перо голубки,
Черный ангел –
смола геенны,
Пляшут тени,
безмолвен танец,
Черен контур,
бела известка.
Дым табачный
из старой трубки,
Голос бури
из буйной пены,
Нет покоя,
ни в чем покоя нет!
Ах, где найти покой?
Кончита (пляшет, стучит кастаньетами):
А любовь
мелькает в небе,
Волну венчает
белым гребнем,
Летает и смеется,
и в руки не дается,
Не взять ее никак!
О Эскалона, красное вино!
Глава пятая
Скелеты пляшут в шкафах
Мастерская полна грохота и лязга. Пахнет ружейным маслом, горячим металлом и гарью. Два первых запаха Фернану нравятся, третий – нет. Гарь исходит от железного короба в дальнем углу – генератора. Генератор дрожит, как в лихорадке. От него по полу змеятся толстые черные провода, питая электричеством монстра, ради которого Фернан, собственно, и пришел в мастерскую.
Грохот третий день несется со стороны хозяйственного двора, расположенного на задах усадьбы. Фернана снедает любопытство – немудрено для десятилетнего мальчишки. Спросить отца он не решается: маркиз де Кастельбро сочтет вопрос никчемным. Как правило, отец в ответ лишь хмурит брови. Фернан спрашивает камердинера. Камердинер зовет управляющего хозяйством, сеньора Батисту. Сеньор Батиста расцветает весенним лугом и в длинном монологе выражает свою радость от того, что юный граф интересуется плодами прогресса. Завершив монолог, управляющий вызывается провести юного графа в мастерскую и лично продемонстрировать «чудо инопланетной техники».
– Станок… сталь режет, как масло!..
