– Приехали, – сообщила она наконец. – Повеселись как следует, дорогой.
Да, это была ее типичная фраза. Этими словами она провожала его на какую-нибудь вечеринку – с кислой улыбкой, за которой скрывалось совсем другое: «Не возвращайся слишком поздно, мамочка ждет. Не подцепи какую-нибудь потаскушку. Не пей. Не кури. Не…»
– Конец маршрута, – оборвал голос.
«Лексус» проехал между распахнутыми створками кованых ворот. Из темной сторожки никто не вышел. Длинная аллея была заставлена машинами. В конце ее виднелся громадный дом в неоклассическом стиле – три этажа, не меньше, – но выглядел он распластанным по земле, словно дохлый нетопырь. Цвет неба над ним – там, где оно виднелось в просветах между деревьями, – наводил на мысли о разлитии желчи. Возможно, это луна пряталась в тучах.
– Куда ты меня привез?
Димочка вздрогнул, настолько неожиданно напомнила о себе Кристи. Да и отвык он уже от других голосов. Девушка заговорила как человек, пробудившийся от сна и не очень довольный увиденным наяву. Еще бы. В мозгу у Фраермана забрезжило осознание того, что вокруг несколько мрачновато. Либо он промахнулся мимо городка миллионеров, либо здешние обитатели затаились. Приготовили сюрприз для юбиляра… Во что верилось с трудом.
– Я тебя спрашиваю, мать твою!
– Откуда я знаю?
Она только выдохнула сквозь зубы, не удостоив его даже мимолетной истерикой. А он в один миг отключил функцию голоса. Напоследок, правда, услышал: «Не делай этого, дурачок!» Фраза прозвучала вполне отчетливо, потому что музыка закончилась. А он и не заметил, когда наступила тишина.
На дисплее онемевшего навигатора осталась лишь красная точка, обозначавшая местонахождение «лексуса». Некоторое время она горела, будто уголек в угасшей адской топке, на фоне безнадежной черноты, а затем от нее во все стороны разбежались двойные ломаные линии, похожие на трещины. Но не трещины. Это была ветвящаяся сеть, куда более густая и запутанная, чем крона старого дерева. Немыслимой сложности лабиринт заполнил всю площадь дисплея, ярко вспыхнул и пропал, словно его сожрала тьма.
Зародыш страха дал знать о себе первыми подергиваниями в кишках. Фраерман еще не видел настоящего кошмара, но уже заглянул в бездну собственного невежества. Вопрос, что он купил под видом навигатора, был самым невинным из всех, потому что это могло случиться с каждым. Или почти с каждым. А вот вопрос, какая сила пробила дыру в прежде незыблемой реальности, оказался гораздо более пугающим. Появилось предчувствие, что эта сила не ограничится жидкокристаллическим дисплеем и грязным фокусом с голосом его мертвой матери.
И предчувствие его не обмануло.
– А ну, пошел отсюда, – сказала Кристи, пытаясь столкнуть его с водительского кресла.
Он был настолько растерян, что забыл обидеться. Перелез на место пассажира, а она уселась за руль. Начала сдавать назад. Вокруг «лексуса» заскользили какие-то тени, видимые только боковым зрением. Ворота оказались закрытыми. К окну сторожки придвинулся чей-то силуэт, правда, за это Фраерман не поручился бы. Страх уже ворочался у него в брюхе, словно проглоченный живьем моллюск.
– Открой ворота, – приказала Кристи.
– А как же… мероприятие?
Она бросила на него взгляд, предназначенный для безопасных идиотов, и повторила медленнее:
– Открой ворота.
Он распахнул дверцу и ступил на гравий. Услышал, как закрылся верхний люк. Почти бесшумно скользнули, поднимаясь, боковые стекла. А этой стерве не откажешь в благоразумии и решительности. В том, чего ему так не хватало…
Он сделал несколько шагов к воротам. Благодаря фарам «лексуса», который уже разворачивался, он увидел цилиндры гидропривода, шарнирно соединенные со створками. Ну и кто управлял этим? Тень за окном сторожки оставалась неподвижной. Теперь, при косо падавшем свете, он различал ее лучше – силуэт, но не более. И даже идиоту понятно, что это не охранник. А поскольку Кристи не была идиоткой, ей стало ясно, что он никогда не сунется внутрь.
Щелчок центрального замка заставил его съежиться. Он впервые в жизни ощутил каждой клеткой и каждым нервом то, что чувствовали приговоренные, услышав лязг затвора. Злоба столкнулась со страхом где-то на полпути к его мозгу, и страх победил. Фраерман успел только бессильно простонать: «Ах ты, сука», – прежде чем «лексус» рванулся прямо на него.
Он не помнил, откуда взялась рана на губе и кровь. То ли сам прокусил, то ли порвало осколком гравия, летевшего из-под колес. Поднимаясь на ноги, он посмотрел на то, что осталось от ворот. Одна створка была снесена, вторая повисла на одной петле, ее подпирал сорванный с багажника пилон.
Димочка подвел промежуточный итог. Каким-то чудом он успел отскочить и уцелел, но ни малейшей радости по этому поводу не испытывал. Потому что не был уверен, что уцелеет в следующие несколько минут или часов. Про Кристи он пока не думал, хотя эта тварь, как минимум, бросила его здесь, а, как максимум, могла выдавить из него всё скопившееся дерьмо – в прямом смысле. Вот сейчас подумал – и пожелал ей сдохнуть.
Он бросил взгляд по сторонам. Нигде ничего; не видно даже удаляющихся красных огней. Он остался один посреди темноты, и эта темнота, наполненная тенями, была похуже, чем черная комната детства, где мамочка запирала его за непослушание. Но стоило вспомнить об этом, и спустя тридцать лет забытый кошмар вернулся.
Он с головой погрузился в неосязаемую трясину, в которой невозможно думать и целенаправленно двигаться. А вскоре стало трудно дышать. Грудь сдавило в тисках безотчетного ужаса. Сердце трепыхалось и билось о ребра агонизирующей птицей. Ноги подкосились. Димочку понесло куда-то, но, сделав пару неверных шагов, он во что-то врезался, и боль немного отрезвила его.
Он вцепился в прохладный металл, словно в трос, спущенный со спасательного вертолета. Помощи извне, конечно, не было, однако он помог себе сам. Вспомнил, кто он, сколько ему лет и как очутился здесь. Чуть не заплакал от жалости. Убогое чувство, но всё же лучше, чем слепящая, удушающая, распыляющая мозги паника.
Оглянулся на дом. Странно, что он сразу не узнал его – темный двойник того, в котором жил с самого рождения. Вырванный из городского пейзажа, дом обрел индивидуальность. Только одно окно на первом этаже тускло светилось. Его квартира. Мамочкина квартира. Он понял, что там его ждут. И, в каком-то смысле, до сих пор любят.
Эта любовь рыболовными крючками вонзилась в его сердце. Настигла его. Поймала в мутной воде. Нашла, потерянного, среди миллионов живущих.
