Вдох, выдох . Как всегда, упражнения принесли спокойствие. Но, со временем, она перестала о них думать. Из её сознания ушли образы мастера Тая и отца.
Остался только образ матери. Хелен назвали в честь неё. Отец, родившийся и выросший в плоскогорьях Грифона, настоял на исполнении этого древнего обычая, хотя сама её мать — искушенная жительница Лэндинга, мантикорской столицы — считала это абсурдом.
Хелен была рада, что так получилось. Сейчас даже сильнее обычного. В сон она скользнула как в убежище, а перед её внутренним взглядом висел образ парламентской медали “За Доблесть”.
Кэти
Как только Исаак закрыл дверь за капитаном Зилвицким, его лицо озарила широчайшая улыбка.
— Думаю, что разговор состоится вскоре, — передразнил он её. — Какое преуменьшение!
Кэти фыркнула и прошествовала обратно в гостиную. Там она уперла руки в бедра и уставилась на книжный шкаф, стоявший у дальней стены. Великолепный предмет, антикварный как по возрасту, так и по выполняемой функции. Кэти была из породы упрямцев, из-за которых и только из-за которых индустрия печатания книг (настоящих книг, черт побери!) всё ещё держалась на плаву. Но она настойчиво таскала за собой настоящие книги, куда бы ни отправлялась. Во множестве, и демонстративно выставленными в подобающем шкафу.
Отчасти так было потому, что по-своему леди Кэтрин Монтень, графиня Тор, тоже была сторонником традиций. Но в основном потому, что сама Кэти считала их чрезвычайно полезными.
— Можешь уже выходить, — проворчала она.
Книжный шкаф немедленно повернулся. Между огромным шкафом и неглубокой нишей в стене оставалось как раз достаточно пространства для человека.
Не много, естественно. Но репутация Джереми Экса значительно превосходила его собственные габариты. Злобный террорист и/или доблестный борец за свободу (выбирайте сами) ростом был меньше даже капитана Зилвицкого, а шириной плеч не стал бы с ним меряться и подавно.
Радостно ухмыляясь, Джереми практически выпрыгнул в комнату. Выбираясь из ниши он даже сделал кувырок. Затем повернулся, тоже упер руки в боки, и восхищенно воскликнул:
— Традиция!
Поворачиваясь обратно и потирая руки откровенно театральным жестом он произнес:
— Никогда раньше не встречался с грифонскими горцами. Замечательный народ!
Он искоса бросил на Кэти взгляд, который был ничуть не менее театральным, чем потирание рук.
— Ты скрывала это от меня, девочка. Я знаю — не пытайся отрицать.
Кэти с сожалением покачала головой.
— Вот уж в чем вселенная не нуждалась. Злодей, терроризирующий рабовладельцев, встретил упертого кровного мстителя с Грифона. Любовь с первого взгляда.
Все еще ухмыляясь, Джереми плюхнулся в одно из роскошных кресел, расставленных по комнате.
— И это тоже не пытайся мне впарить, милочка. Я наблюдал. Через тот чудный старомодный глазок. Капитан тебя изрядно впечатлил. Не отрицай — ты же знаешь, что я чувствую такие вещи. Думаю, это один из экспериментов, которые мезанские чародеи проводили с моими хромосомами. Видимо пытались получить ясновидение, или что-то вроде того.
Кэти окинула его взглядом. При всей проказливости натуры Джереми, она никогда не позволяла себе забыть, насколько он мог быть безмерно безжалостным. Рядом со враждой Одюбон Баллрум и “Рабсилы” худшие из вошедших в легенды раздоров грифонских кланов могли показаться детской возней.
Однако, на своем пути — “сухом”, назовем его так, в противоположность “мокрому” — Кэти была не менее несгибаема.
— Черт возьми, Джереми, говорю это ещё раз. Если ты…
К её изумлению Джереми хлопнул в ладоши и сказал:
— Хватит! Согласен! Ты только что победила в нашем давнем споре!
Челюсть Кэти отвисла. Свирепо уставившись на неё, Джереми вскочил на ноги.
— Что? Ты действительно думаешь, что я получаю удовольствие убивая всех этих людей? Да что ты знаешь ?
Ответа он ждать не стал.
— Конечно же получаю! Безмерное удовольствие, на самом-то деле. Особенно когда могу показать им язык, прежде чем вышибить мозги. К черту все разговоры о том, что месть — блюдо, которое лучше подавать холодным. Это полная чепуха, Кэти — поверь мне на слово. Я знаю . Возмездие — острое, сладкое, вкусное блюдо. И не думай иначе.
Он проказливо улыбнулся ей.
— Спроси милейшего капитана, почему бы нет? Он явно не без способностей. Замечательный парень! — Джереми понизил голос, пытаясь имитировать рокочущий бас Зилвицкого: — “… и помочусь в пепел тех, кто украл её у меня”.
Он хихикнул.
— Ты знаешь, что это не было метафорой? Осмелюсь утверждать, что так он и поступит. — Джереми наклонил голову в сторону Исаака. — Как полагаешь, товарищ?
В отличие от Джереми, Исаак предпочитал сдержанность в манерах и речи. Но, при всей сдержанности, улыбка его была не менее жестокой. Официально его именем было “Исаак Дуглас”, но сам Исаак считал это псевдонимом. Подлинное было Исаак Экс, и, как и Джереми, он был членом Баллрум.
— Я принесу дрова, — заявил он. — Капитан настолько озабочен судьбой дочери, что скорее всего забудет о них. Не ужасно ли это будет? Потерпеть неудачу в отмщении в самом конце только потому, что забыл подготовить хороший костер?
Тихий смех Исаака присоединился к хихиканью Джереми. Переводя взгляд с одного из них на другого, Кэти чувствовала себя — как часто случалось и раньше —выброшенной на берег рыбой. При всех годах, посвященных ею борьбе против генетического рабства, и при всей близости её связей с самими бывшими мезанскими рабами, она знала, что никогда не сможет посмотреть на мир их глазами. В этом не было никакого осуждения. Просто осознание факта, что никто из рожденных в роскоши и привилегиях, как она сама, не сможет на самом деле почувствовать то, что чувствуют они.
Но не осуждала она и себя. Десятилетия назад, юной девушкой только вступившей в Антирабовладельческую Лигу, Кэти была типичным либералом, которого вела вина. Как и многие подобные ей женщины, она пыталась смягчить ощущение вины, вступая в бурные связи с бывшими рабами — которые, конечно же, в большинстве своем с радостью принимали предложение.
Джереми избавил её от этой привычки. И от лежавшей за ней вины. Когда они встретились, он уже был довольно знаменит, романтической фигурой из подполья. Кэти практически ринулась к нему, и была совершенно потрясена его резким и холодным отказом. “Я не игрушка, черт тебя подери. Справляйся со своей виной, не переноси её на меня. Дурная девчонка! Да в чем ты можешь быть виновата, в твоем-то возрасте?”
