Дан лишь только покачал головой в ответ. Олеся улыбнулась и, присев рядышком, спросила:
— Ты что-нибудь помнишь, что вчера было. Как мы оказались у тебя дома?
— Нет. Если ты не помнишь, то я тем более на старых дрожжах выключился рано. Так, только обрывки, фрагменты… — Дан помахал рукой перед лицом, как будто отгонял облако табачного дыма.
— Интересно, я успела выпроводить народ или они еще там, валяются пьяные где попало?
— Ну, так… надо тогда срочно возвращаться обратно, — сказал Дан, слегка приподнявшись и снова сев.
Олеся немного помолчала, потом спросила, слегка покраснев и отведя взгляд в сторону:
— Ты поедешь со мной?
— Поехали, почему бы и нет. Заодно похмелимся, — ответил он, скрывая за откровенной небрежностью волнение, неожиданно возникшее в его груди.
— Сомневаюсь, что они оставили нам хотя бы каплю. — Подхватила интонацию Олеся, тоже скрывая свое волнение. — Хотя, может, нам повезет… Что ты на меня так смотришь?
— Мне надо одеться. Я стесняюсь, чё тут непонятного?
— Да ладно, одевайся, я все равно все видела, — соврала Олеся, уходя на кухню…
* * *
— Вроде никого нет
— Да. Но на опохмелку кое-что осталось, — сказал Дан увидев на столе полупустую бутылку вина.
— Значит, все-таки я успела всех выпроводить. Интересно, что они сейчас думают про нас с тобой? — глаза заговорщески стрельнули на Дана.
— Я думаю, что они, проснувшись сегодня утром, помнят ничуть не больше нашего.
— Хочется надеяться.
— Давай выпьем за знакомство, то есть, за продолжение нашего знакомства.
— А каким тебе видится это продолжение? — Олеся отвела взгляд в сторону, обнажая интимность вопроса.
— Не знаю. Как говорил один мой знакомый, не помню кто: «Ввяжемся в драку, а там видно будет»
— Это Бояров, из «Русского транзита», — несколько разочарованно уточнила Олеся.
— Это из какой директории?
— Не из какой не из директории. Это книжка такая, сто лет назад написанная.
— Эх, Олеська, какая ты была раньше, вся в романах и книжных героях, такая и осталась.
— Ну и ладно, а что хорошего в этих ваших директориях? — в ее голосе совершенно не было ни обиды, ни зла.
— Ну, мне кажется, это бесполезный спор, хорошее у нас интерпространство или плохое. Это новая реальность, и никуда от нее не денешься.
— У каждого своя реальность. Я считаю, кто во что верит, в том и живет.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но, все равно, как бы нам ни хотелось, существует одна, единая для всех, абсолютная реальность.
— И где она, в какой директории?
— Хм! Давай выпьем, — Дан немного подумал и добавил, — за маленький островок в безбрежном океане изменчивой и непонятной реальности. Островок, где мы сейчас находимся, это будет наша с тобой маленькая собственная реальность.
— Давай. Мне нравится этот тост. — Они выпили, — Дан, а что ты имел в виду вчера, когда сказал: «Нет ничего хуже, чем испорченное хорошее»?
— Ну, это что-то из той оперы, что ученого учить, только портить.
— А почему ты сказал это именно вчера?
— Да так. Это было что-то вроде продолжения моих мыслей. Понимаешь, была у меня обычная нормальная жизнь. Своя, как ты говоришь, реальность. Но кое-кому захотелось меня осчастливить. Вот этот кое-кто и осчастливил меня так, что я до сих пор не могу прийти в себя.
Олеся смотрела на него, и сердце у нее колотилось в два раза сильнее обычного. Почему-то несчастные мужчины, страдающие от неразделенной любви, притягивают девушек. Наверное, в женском сердце просыпается чисто материнский инстинкт — пожалеть, приласкать. Или в их подсознании срабатывает логика: «Если он может так любить ее, значит, он сможет полюбить точно так же и меня». Как бы там ни было, Олеся едва сдерживала свои чувства, чтобы они случайно не выпорхнули наружу.
— Дан, а как ты думаешь, если человек во что-то очень сильно верит, то он может изменять окружающую действительность? Я имею в виду, ничего не предпринимая физически, а только на основании очень сильной веры.
— Превратить воду в вино, я уверен, не может. Но внушить это людям верующим, вполне возможно.
— Да нет, я не про это. В сказки про Христа я тоже не верю. Понимаешь, мне кажется, если человеку удастся у себя в голове очень точно сформировать какой-то образ и поверить в него, то он через некоторое время должен материализоваться в реальности.
— Давай выпьем. Как говорил герой твоих любимых романов Шерлок Холмс, эта задача ровно на две трубки.
— Ну, значит, они и твои любимые, если ты про это помнишь.
— С некоторых пор я помню все.
— Это как?
— Да неважно, давай выпьем.
Они выпили, и Дан ушел в себя. Олеся сидела тихонечко и наблюдала, как под закрытыми веками Дана бегают маленькие бугорки. Наконец, она не выдержала:
— Ну и чё-ё, кончились твои трубки?
— Знаешь, ты права, это действительно возможно: если человек во что-то очень сильно поверит, то он может изменить окружающую действительность. Вот, смотри: если, например, выйти в интерпространство и бродить по лабиринту коридоров в поисках чего-либо или кого-либо, то на эти поиски можно потратить целую вечность. Но если включить специальную поисковую систему и правильно сформулировать вопрос, то поисковая система очень быстро вытянет из интерпространства именно то, что ты запрашивал. Примерно то же самое происходит и у нас в головах. Если тебе очень четко и правильно удастся сформировать в голове определенный образ чего-либо, то сильная вера сработает как код, запускающий поисковую систему. Энергия веры притянет из бесконечности эфира именно то, что нужно. Но это возможно только при наличии сразу трех вещей: сильной веры, ясного и четкого образа и… как бы тебе это правильно сказать? Надо быть подключенным к интерпространству окружающего нас эфира.
— Это как?
— Ну, что-то вроде как находиться с ним в резонансе, на одной волне.
— А ты находишься с ним в резонансе?
— Не знаю. Скорее всего, нет.
— А я, наверное, нахожусь.
— …?
— Это ты.
— Что я?
— Ты — мой образ, который я сформировала у себя в голове, и который теперь вот материализовался.
— Да, но ведь я и раньше существовал. — Изобразил несуществующую обиду Дан.
— Ты был другим. От того, каким ты был раньше, ничего не осталось.
— Да, я изменился, но это не твоя заслуга…
— Я видела тебя во сне. Это был ты, сейчас в этом нет никаких сомнений. Мы с тобой разговаривали во сне. И вот сейчас ты мне говоришь про резонанс, а мне кажется, что ты мне это уже говорил. У меня все это уже было в голове, где-то в подсознании. Именно в таком виде, как ты мне только что говорил сейчас, ты мне говорил об этом во сне.
