Я чувствовал, что теряю сознание. Одна только мысль осталась: не выпустить поворотный манипулятор, не выпустить, не поддаться, пусть будет что угодно, только не выпустить, и надо выжать полную скорость, тогда, может, удастся вырваться из этого ада.
Не знаю, сколько времени я лежал в кресле и висел на ремнях без сознания. Но когда я очнулся, огненных вихрей на экране не было, по нему плыли спокойные темно-розовые волны. Я с трудом оторвал онемевшую руку от манипулятора, выключил инфракрасный экран. В низком небе клубились бурые облака, обычные, родные…
Вырвался, значит!
Но куда меня занесло? Должно быть, на полной скорости и с рулем, намертво положенным влево, машина описала огромную кривую…
Только теперь я услышал писк радиовызова. В ушах было заложено, голос Рэя не столько звучал, сколько угадывался. «Ну что? Алексей, ну что? Ты вышел?» — «Да, — заговорил я, почти не слыша собственного голоса, — вышел из теплона… Что? Еще не знаю… Сейчас определюсь».
Но определяться особенно не требовалось. Я сразу понял, что подхожу с юго-юго-востока к Плато Сгоревшего Спутника. Уж это плато я знал хорошо. Сказав об этом Рэю, я выключился и стал выбирать место для посадки. Мне было просто необходимо сделать передышку, прийти в себя, почувствовать под ногами твердую, надежную землю.
Я посадил машину на краю желтого разлива кустарника, неподалеку от ползущего комбайна, и вылез из кабины.
* * *
В кустарнике было полутемно — так плотно смыкались над головой густые мохнатые ветви. Я лежал, прислонясь спиной к сплетению желто-серых стволов. Прямо передо мной, пригибая ветку, висели два продолговатых плода — новая мутация венерианской дыни. Хорошо бы сейчас вспороть дыню, вонзить зубы в прохладную сочную мякоть…
Поблизости заурчал мотор комбайна. Заколыхались ветви, кто-то ходил в кустарнике. Не хотелось подавать голос. Напряжение еще не отпустило меня.
Комбайнер, должно быть, прошел к самолету. Обнаружив открытый люк, он, конечно, пойдет искать пилота. Я устало закрыл глаза.
А когда открыл их, то увидел фигуру в скафандре. Комбайнер наклонился надо мной, всмотрелся с беспокойством…
Это была Олив. Ее губы зашевелились, я услышал в шлемофонах ее низкий голос:
— С тобой что-нибудь случилось, Алексей?
— Нет, — сказал я. — Просто немного устал.
— А я всполошилась, вижу, сел самолет, а пилота не видно. Может, позвать врача? Тут недалеко станция.
— Ничего не нужно, Олив. Теперь уже хорошо… Если бы вот кусочек дыни съесть…
— Сейчас. — Она вытащила из ножен у пояса короткий нож и срезала один из плодов.
Я засмеялся.
— Как же я буду есть в скафандре?
Олив пристально посмотрела на меня: «А ты не пробовал?» Ее менто было отчетливым, но я усомнился, правильно ли понял. Уж очень странный вопрос…
Она села передо мной. Переключила регулятор давления в скафандре. Подождала — какое-то непонятное, отрешенное спокойствие было в ее глазах. А потом… потом произошло невероятное.
Неторопливо она освободила шейные замки гермошлема… так же неторопливо сняла его, обыкновенным женским движением поправила волосы…
Я оторопел. Да полно, уж не снится ли мне это?…
Шлем лежал рядом, я мог потрогать его. Олив глубоко вздохнула и, медленно выпустив воздух, сразу сделала новый вдох. Затем вырезала из дыни ломтик, впилась крупными белыми зубами в розовую мякоть. Улыбнулась мне. Но я видел, что дышать ей не легко. Она доела ломтик, облизнула губы, покрытые соком. Спокойно надела шлем, защелкнула замки…
Несколько секунд она дышала, раскрывая рот при каждом вдохе. Потом дыхание ее стало ровным, обычным. Должно быть, что-то в моем лице рассмешило Олив, у нее дрогнули губы и подбородок.
— Как это у тебя получается? — спросил я изумленно.
— Здесь, в зарослях, это не так уж трудно, — ответила Олив. — То есть, конечно, трудно, но… дливенно привыкаешь. Я знаю комбайнеров, которые выдерживают гораздо дольше, чем я.
Если бы я не увидел это своими глазами, то ни за что бы не поверил. Конечно, я знал, что здесь, в полярной области, сделано многое. Могучая растительность сильно охлаждает воздух и изменяет его состав. Но неужели до такой степени?…
— Алексей, — услышал я голос Олив, — ты больше не хочешь со мной разговаривать?
Я улыбнулся детской наивности вопроса.
— Нет, Олив, просто я немного задумался… Я хочу с тобой разговаривать, я хочу, чтобы ты научила меня дышать без скафандра.
В ее светло-карих глазах заплескался смех.
— Ты хочешь, чтобы я тебя учила. А я не умею учить. Есть другие люди, которые умеют, обратись к ним.
— Понимаешь, Олив, мне другие люди как-то не очень… ну, они нужны мне не так, как ты…
— Если бы я была тебе действительно нужна, — сказала она, глядя мне прямо в глаза, — ты бы чаще со мной разговаривал. Ты бы чаще прилетал сюда, на плантации. — Она выпрямилась, прислушалась. — Летит самолет. Наверное, за тобой.
Мы поднялись. Стоя по грудь в зарослях, мы увидели, как белый самолет идет на посадку, снижаясь к тому месту, где стояла моя машина.
— До свидания, — Олив пошла к своему комбайну.
— До свидания, — ответил я. — Теперь буду часто прилетать к тебе.
Продираясь сквозь кустарники, я направился к приземлившемуся самолету. Из кабины выпрыгнули двое. Конечно, Рэй. А вторым… я присмотрелся… да, вторым был мой отец.
Я услышал его менто: «Мы тревожились за тебя…»
* * *
Рэй и другие конструкторы из нашего бюро не раз говорили, что у меня сильное воображение. Может, так оно и было, но вот владеть своим воображением оказалось очень не просто. Нужна была длительная тренировка, большая концентрация мышления, чтобы на конструкторском экране возник не многоцветный хаос, проецируемый обычным образным видением, а чертеж.
Сегодня дело шло как будто неплохо. Довольно ясно я представлял себе, как подвижные обтекатели скользят по телу самолета под ударами вихрей, удерживая машину на курсе при выходе из теплона. Я представлял себе форму этих обтекателей, и на экране начала вырисовываться конструкция. Только не спешить! Еще раз…
Я скорее почувствовал, чем услышал, что в комнату кто-то вошел и остановился за моей спиной.
Рэй Тудор сказал:
— Извини, Алексей, но тебя срочно вызывает Олив. Она набрала код моего видео.
Он протянул видеофон. Олив глянула на меня с экранчика широко раскрытыми встревоженными глазами.
— Ты работаешь, знаю, — заговорила она, — но тут тебя дожидается пилот. Он прилетел с Земли. Он был в Дубове у твоих родителей, и они ему сказали, что ты в Венерополисе. Он тебя ждет, Алексей.
